Шрифт:
Жанка смотрела на меня, как щенок. Большими глазами.
Вдруг она сказала:
– А я тебе нравлюсь.
Я ничего не ответил.
– А ты меня любишь, – сказала Жанка.
Я снова промолчал.
Потом Жанка сказала:
– Ой, что это у тебя? На голове! Нагнись! Я нагнулся.
Жанка поцеловала меня в щёку и сказала: – А мы поженимся!
Я снова ничего не сказал.
Потом я перевязал Жанке ногу. Хорошо перевязал. И позвонил Жанкиному дяде. Чтобы он приехал за ней на машине.
Не мог же я нести её на себе по всему нашему району!
Даже если это моя будущая жена.
Доживём!
Мама стояла у окна и плакала.
– Мама, – сказал я. – Не плачь…
– Ну как не плакать? – лицо у мамы сморщилось в кулачок. – Вкалываем, вкалываем, а толку никакого. Ещё десять дней до зарплаты! Что мы будем кушать?!
Папа что-то пробормотал и вышел из комнаты.
– Всё у нас будет! – сказал я. – Выкрутимся, как всегда!
– Вот именно – «как всегда»! – снова заплакала мама. – Что у нас будет?! Оладьи с ложечкой сметаны?!
– И прекрасно! – крикнул папа из кухни. – Растолстели, а теперь похудеем!
– А Гоша?! – крикнула мама.
– Я тоже буду кушать оладьи! – сказал я. – Ты такие вкусные оладьи готовишь!
– Правда? – спросила мама, сморкаясь в платок.
– Конечно! – сказал я.
– Тебе приготовить оладьи? – спросила мама и поцеловала меня в ухо.
Какая у неё мокрая щека! Вся в слезах! Бедная мама…
– А я что, рыжий?! – крикнул папа.
– Я приготовлю тебе оладьи, – сказала мне мама, не обращая внимания на папины выкрики.
– А я пойду в магазин и куплю кефир! – папа появился в дверях.
– Интересно, – спросила мама, – на какие деньги?
– Вот на эти! – сказал папа и показал пять долларов.
– Откуда они у тебя? – спросила мама.
– Подали! – говорит папа. – На паперти!
А потом рассказал:
– Сегодня Бибилашвили поспорил со мной, что я не смогу выпить банку воды! Трёхлитровую! Махом! На эти самые пять долларов!
– Ну и что? – ужасается мама.
– Вот я и выпил! – просиял папа.
И отправился за кефиром. А я вместе с ним.
Доллары мы обменяли в Сбербанке. Зашли в магазин. Набрали в корзину: кефир, пять чудо-сырков и кукурузные хлопья без сахара. И ещё сдача осталась – рубль.
Кефир, сырки, хлопья. Это наша потребительская корзина на сегодняшний день. Разве плохо?!
А завтра будет видно. До завтра ещё надо дожить.
Приказано – жить!
– Приказано – жить! – скомандовал за дверью полковник-дирижёр Борис Моисеевич, Гошин дед.
– Чего это он? – испугался Баран и пригнулся.
– По телефону разговаривает, – объяснил Гоша. – С ветераном.
– А-а-а, – Баран с уважением поглядел на дверь. – У меня дед тоже воевал!
– Мой не воевал, – сказал Гоша. – Его в суворовское училище взяли. Как сына Героя Советского Союза, погибшего на фронте.
– Надо же! – Баран выпрямился.
– Как же твой дед воевал? – спросил Гоша. – Сколько ему было лет?
– Да он пацаном воевал, – сказал Баран. Он сыном полка был.
Ну всё! Баран разговорился, теперь его не остановишь!
– Мне мамка рассказывала, – продолжал Баран, – я сам деда никогда не видел… Он с кухней ездил. С этой… с полевой кухней. Так вот, случай был! Везут они кухню. Вдруг стрелять начали. Они с дороги – в кусты! А там два немца с автоматами. Обрадовались ужасно! Кричат: «Дафай! Дафай! Каша! Русский каша – карашо! Гут! Гут!» А наших – только повар и мой дед – пацан! Повар – руки кверху, а дед встал перед кухней и кричит: «Не пущу! Это нашим!» Немцы сначала обалдели, а потом заржали. Дали деду под зад. Крикнули повару: «Ты – плохой зольдат! Киндер – хороший зольдат!» Поржали ещё… И отпустили!
Весело Баран рассказывает.
Я смеюсь так громко, что начинаю икать.
– Ладно, – говорит Гоша. – Мы репетировать будем или не будем?
– Ик! – отвечаю я. – Будем.
– А может, не будем? – предлагает Баран. – Пойдём пошатаемся! Такая погода!
Погода прекрасная! В окне, как в красивой раме, висят белые облака на фоне голубого неба и совсем вдали летит маленький самолётик…
– А пойдёмте к брательнику! – вдруг говорит Баран.
Мы с Гошей переглядываемся.