Терминаторша мило улыбалась и ничего не принимала близко к сердцу. При ней и объединили классы. Появились те самые девчонки, Ира Климова, Марина Зинченко, Катя Трапезникова, что потом не давали Саше житья.

Кабинет маленький, лишних мест нет. Лихая троица собирала вокруг себя мальчишек, чтобы на уроках втихую играть в карты. Для этого удобнее всего сидеть на последних партах. Сашины вещи летели на пол. Сопротивляться целой стае не было никакой возможности. Потом стае показалось забавным сделать так, чтобы Саша и головы не поднимала. Её беззащитность их раззадоривала.

Делятся ребята попарно на английском – троица и её окружение кричат:

– Только не с Азаровой! Только не с Азаровой!

Назначат кого-то дежурить с Сашей – ехидные усмешки:

– Повезло тебе с этой лошарой полы драить…

Ольга Сергеевна замечала, что Саша становится всё более замкнутой. И ловила оброненные фразы дочери:

– А я всегда одна… Знаешь, иногда так хочется всех перестрелять…

Мать знала: без повода Саша такого не скажет. Доведённый до отчаяния солдат хватает автомат и расстреливает мучителей. Школьники, не умея по неопытности найти иного выхода, лезут в петлю. За примером далеко ходить не надо. В соседнем доме жил мальчик Петенька… Это было давно, Ольга Сергеевна сама тогда была маленькой. У Петеньки в кармане учительница нашла какие-то крошки. Решила – махорка. Пригрозила, что пожалуется отцу: за курение преследовали. Испугавшись отцовского ремня, мальчик повесился.

Ольга Сергеевна стала обзванивать школы – кто возьмёт её девочку? В конце концов вариант нашёлся. Правда, Саше теперь предстояло вставать на полчаса раньше: в новую школу надо было ездить на автобусе. Располагалась она на окраине – тихая, почти сельская.

И вот Саша напряжённо ждала перемены, не сомневаясь, что насмешки начнутся и здесь. Украдкой разглядывала ребят, гадала: кто окажется самым жестоким? Самым ехидным? Может, вон тот худенький мальчишка, что грызёт ручку и тоже искоса посматривает на неё? Или эта хорошенькая девочка, у которой волосы локонами вьются вдоль щёк?

– Анеля, – обратилась к красотке Тамара Михайловна, – почему ты в воскресенье не пришла на дополнительные занятия?

– Проспала, – просто ответила та.

– И тебе не стыдно это говорить?

– А тут все свои, – сказал тот самый, худенький.

Тамара вздохнула, как ломовая лошадь, которую нагрузили слишком тяжело.

– Я тебя, Захар, конечно, очень люблю…

– Спасибо, – откликнулся он под общий смех. – Я вас тоже.

– Я рада, что у нас такие взаимные чувства. Но объясни мне, любовь моя, как ты ухитрился не прочитать ни одной книги? Даже «Мастера и Маргариту»! Кино смотрел, а книжку в руки не взял.

– А они чем-нибудь отличаются?

Тамара махнула рукой.

– Да, вспомнила. Андрей вернулся домой. Давайте соберёмся и в выходные пойдём его навестим.

– Лучше ему? – спросил кто-то с задней парты.

Тамара покачала головой.

В любом другом случае Саша бы промолчала, но в том, что касается болезни, – она усвоила мамино правило – молчать нельзя. Плевать на условности, вдруг можно чем-то помочь?

Она шёпотом спросила у соседки по парте, темноволосой девочки с длинной чёлкой:

– А что с ним случилось?

– У него рак нашли, – также тихо ответила девочка. – Представляешь, в семнадцать лет!

Саша кивнула и больше ни о чём не спрашивала, но на перемене подошла к классной, которая – с ума сойти, не ожидала Саша этого – вызывала у неё безотчётное доверие.

– Тамара Михайловна, а родители его за границу лечиться не возили… Андрея?

Классная тяжело опустилась на стул:

– Понимаешь, солнце моё, там работает один папа. Ремонтирует компьютеры. А мама уже давно сидит с Андрюшкой.

– Так можно собрать…

– Как ты соберёшь, у нас город маленький… Я уж думала, но ведь копейки соберём, сейчас люди мошенников боятся.

– Зря вы так, – возразила Саша. – У меня есть знакомая, волонтёр. Она сейчас сама в больнице, но скоро выпишется…

В конце ноября резко похолодало. А в больничном городке во всех корпусах тепло, даже жарко. Окна заклеены на зиму, форточки разрешают открывать ненадолго. К батареям не прислоняйся – чистые утюги. Сердечники чувствуют себя неважно: задыхаются, вытирают лица мокрыми платками.

И где в такой обстановке спокойно покурить? Рената идёт вниз и бестрепетно открывает большую тяжёлую дверь. Это чёрный ход, сюда подъезжают «скорые».

Мороз ошпаривает белым облаком-кипятком. Рената дышит и морозным воздухом, и табачным дымом. Она бы продержалась здесь как можно дольше – так ей хорошо, но перед ней вырастает фигура травматолога Васи.

Он старше её всего на каких-то несколько лет: Ренате восемнадцать, Васе двадцать четыре. Поэтому он для неё и Вася. Травматолог очень худой и высокий. Ренате кажется, что голова его уходит куда-то в поднебесье. В морозном облаке её едва видно.