– Но мы еще не хотим…

– Вам пора спать.

Веки смежаются словно по команде, и я плыву. В царство Морфея.

– Доброе утро.

Как же давно я не слышал этих слов! С тех пор, как остался один.

Под землей утро от ночи отличается только включенной тусклой лампой, которую обычно гасят на время сна. Восходы, закаты – все в далеком прошлом, наш распорядок дня подчиняется кнопке ВКЛ./ВЫКЛ.

Сквозь толстые шторы, сквозь крошечные прорехи в тяжелой темной ткани внутрь подсобки проникают солнечные лучики – шпионы жестокой, ослепляющей звезды. Или ослепительной? Для здоровья глаз эти лексические изыски не имеют совершенно никакого значения.

– Доброе утро, – не люблю просыпаться, втайне от самого себя мечтаю задержаться в мире грез подольше, особенно если это настоящие грезы, а не замаскированные под благость кошмары. Но сегодня возвращение в реальность дается мне легко, без обычного надрыва и терзаний.

Моя голова покоится на коленях Ати, девушка гладит меня по коротким, кое-где седым волосам – это ранняя седина, но кто нынче ею не отмечен? В ее взгляде нежность и грусть, на лице, которое вновь изменилось, полунамек на улыбку.

Атя в легком платьице, которое совершенно не скрывает идеальную наготу прекрасного тела.

– Между нами что-то было? – глупый вопрос срывается с моих глупых уст. Господи, что за мелодрама, какая непроходимо тупая фраза из женского романа! Я должен без всяких слов привлечь ее к себе, но что-то останавливает. Я слишком стар для робости и щенячьей мнительности, но дело совсем не в них.

– Прошлое – не моя стихия, ты знаешь, я не помню его, – улыбка становится чуть явственней, вот-вот проступит на тонких, изогнутых губах. – «Было» – мертвое слово, надгробье на чьем-то воспоминании.

– Ты слишком часто меняешь свои показания! – изображаю голосом укор. Получается, на мой взгляд, отвратительно.

– Моя стихия слишком переменчива, будущее, трансформируясь в настоящее, постоянно находится в движении.

– Ты… – с трудом подбираю правильное слово. – Непостижима для меня.

Атя вздыхает:

– Я и для себя непостижима… Вам пора уходить, Кло закончила куклы.

– Я хочу остаться с тобой, – еще одна глупая фраза.

– Если ты остановишься, то перестанешь идти к будущему, застрянешь в настоящем, провалишься в прошлое. И я забуду тебя.

Не понимаю, но верю. Как же трудно существовать за пределами логики, но ни с чем не сравнимая легкость в сердце искупает все.

– Я смогу вернуться сюда на обратном пути?

– Будущее – это билет в один конец.

На этом наш разговор заканчивается, в комнату заглядывает Кло и торопит меня:

– Все готово, вы должны уходить.

Две новых куклы висят над столом, где мы вчера (или сотню лет назад?!) ужинали. Они тряпичные и довольно безыскусные. Неужели Кло трудилась над этими детскими поделками всю ночь? Высокая кукла с белизной в коротких волосах изображает меня, другая по всем признакам копирует или пародирует Сумасшедшего Люка.

Атя сгребает наших тряпичных клонов в охапку и ловко лезет на стол (у нее красивые ноги…). Нам предстоит повешенье под потолком. Там уже полно других экспонатов «современного искусства», но как ни силюсь, не могу рассмотреть хоть что-нибудь. В глазах начинает болезненно рябить, и я возвращаюсь к ножкам Ати. Она тянется вверх, отчего ее коротенькое платьице задирается до совершенно нестерпимых высот.

Нельзя так откровенно пялиться, но… Да, что тут оправдываться, красота пленит мужчин и грех рваться из этого плена!

Когда наши фигурки повисают на нитях и начинают неспешное вращение вокруг своей оси, замечаю за спинами кукол небольшие мешочки. Небольшие, но явно тяжелые.

Бремя прошлого, кажется, так выразилась Атя?

– Милая Атя, ты пожалела для нас ниток? – Куклы висят под самым потолком, удерживающие в воздухе нити до странного коротки.

– Бывает, что длинные нити рвутся сами по себе, не дожидаясь моих ножниц, – девушка сидит на столе, легкомысленно болтая изящными ножками.

Ножки и ножницы – случайно ли эти слова так похожи?

– Я покормила вашего зверя, – Кло пробуждает во мне стыд – я начисто забыл о верной Броньке! Вот ведь редкостный гормональный кретин!

Остается только поблагодарить заботливую толстуху. Неужели краснею? Да нет, полнейшая ерунда, просто отчего-то невыносимо горят щеки.

Прощание не затягивается. Никаких «до встречи», «еще увидимся», «милости просим», только категорическое «прощайте». Я настаиваю, пожимая хрупкую руку Ати, – «До свидания». Она мотает головой – какие у нее чудесные золотистые волосы! – «прощай».