Разные люди попадались на пути. Были и такие, от встречи с которыми горько становилось на душе. Чаще всего возмущался и негодовал Виктор.

–  Кулачье недобитое!
– ругался он, наткнувшись на «Бог подаст» или заливистый лай цепного кобеля.
– Сколько еще зверья по углам прячется!

Минула неделя. Мы обросли, обтрепались, стали донимать вши. Нужно было срочно приводить себя в порядок. Начали присматриваться, где бы осесть дня на два. За Новым Бугом вновь пересекли железную дорогу и оказались в Николаевке. Село было небольшое, тихое, и мы решили попытать счастья. Не раздумывая, постучали в крайнюю хату. [65]

Дверь открыла пожилая женщина. По ее приветливому, я бы сказал, домашнему виду и ласковым карим глазам поняли - адресом не ошиблись.

–  Заходьте, заходьте, хлопцы, - быстро заговорила она.
– Зараз обидать будем.

Мы вошли в горницу.

–  Таня!
– позвала женщина.

–  Да, маму.

Из другой комнаты появилась красивая девушка.

–  Да, маму, - повторила она, быстро оглядев нас.

–  Танюша, нагодуй хлопцев!

–  Зараз, маму.

–  А вы сидайте, - и хозяйка жестом пригласила к столу.

Таня достала из печки чугунок, налила в большую миску нестерпимо горячих щей, принесла хлеб и ложки.

–  Наш Василь тоже из плену утек и домой воротился… - ни к кому не обращаясь, сказала она и потупилась.

Мы трое переглянулись и вопросительно уставились на девушку. Таня рассказала, что ее брат был заместителем командира роты, но в первых же боях попал в плен.

–  А чем он занимается теперь?
– спросил Виктор.

–  Его назначили старостой…

–  Старостой? Командира Крайней Армии!

–  Об этом не знают.

Виктор помолчал. Потом резко отшвырнул от себя ложку, поднялся.

–  Спасибо вам с мамашей за гостеприимство. Больше нам нечего здесь делать. Айда, ребята!

–  Останьтесь, хлопцы, - горячо заговорила Таня.
– Он у нас хороший. Живет не с нами, а у жинки своей, Маруси. Да и какой он староста! Так просто…

–  Чего ерепенишься, Виктор?
– рассердился Вязанкин.
– Зря девушку обидел. Брат - взрослый человек, она за него не ответчица.

–  Может быть, от старосты у него только одно звание?
– поддержал я Василия.

Девушка одарила благодарным взглядом меня и Вязанкина. [66]

–  Ничего, Таня! Он у нас парень горячий, - кивнул я на Клементьева, - но отходчивый…

После обеда хозяйка протопила кизяком печь, принесла старую одежонку, велела нам переодеться.

–  Зачем?
– спросил Вязанкин.

–  Вошей ваших жарить будем, - объяснила женщина.
– Мой Василь их тоже принес до дому. Три раза невестка печь топила, все не могла вывести.

–  А что, хлопцы, - пошутил Виктор, - может, и нам самим не мешает пожариться в печи.

Хозяйка улыбнулась.

–  Веселые хлопцы. Дай вам бог счастья!

–  Ну, на бога-то мы не очень надеемся, мамаша, - промолвил Виктор, стягивая верхнюю рубаху.
– А самое заветное сейчас для нас счастье - быстрее фронт перейти, до своих добраться.

–  Далеко вам шагать, сердешные! Говорят, фашисты аж до самой Волги угнали наших.

–  Все равно дойдем. И назад вернемся!…

Вечером, когда мы собирались пойти на пруд искупаться, к дому Стаценко подкатила двуколка.

–  Не бойтесь, хлопцы! Это наш Василь, - сказала Таня.

Из двуколки вышел рослый загорелый парень в добротной смушковой папахе. Настороженные с прищуром глаза его недружелюбно ощупывали каждого из нас.

–  Кто такие?

–  Люди, - вызывающе ответил Виктор Клементьев.
– А ты кто такой?

–  Поговори у меня!
– злобно бросил Стаценко и недовольно взглянул на сестру.

–  Знакомься, Василь. Хлопцы из плена тикали. У нас остановились.

Стаценко что-то промычал. Еще раз оглядел нас, поиграл плеткой, потом быстро вскочил в двуколку и уехал.

–  Каков гусь?
– нарушая гнетущую тишину, обратился к нам Виктор.
– А еще командиром был… Даже не поинтересовался нами. Нет, ребята, не нравится мне все это. Надо сматываться, да побыстрее!

Посоветовавшись, мы решили все же заночевать в [67] селе. И, хотя настроение было вконец испорчено, медленно побрели к пруду.

Возвращались, когда уже совсем стемнело и по селу разбежались тусклые огоньки. От пустынной улицы веяло тишиной и печалью. Недалеко от дома нас встретила Таня.