Лев, не выдержав, громко фыркнул и с подначкой в голосе проговорил:

– Это называется «одним махом – семерых убивахом»… Кстати! А где же он сейчас, этот расколотый тобой подозреваемый?

– В Петрове… – ответил Станислав. – Я вызвал наряд и отправил его в тамошнее КПЗ. А что? Пусть пока находится там. А как утрясем детали, можно будет перевести и в СИЗО…

В этот момент на столе Орлова голосистым сверчком запиликал телефон внутренней связи. Выслушав звонившего, генерал медленно положил трубку и в упор взглянул на Станислава. Тот встревоженно заерзал и зачастил:

– Ну, чего, чего там? Говори уж…

– Скажу! – свирепо прорычал Петр. – Стас, ты – лопух! Еще раз повторить? Ло-пух! Это обычный сахар, без намека на примесь хоть какого-то токсина. Понял?

Гуров рассмеялся, раскачиваясь и хлопая себя по коленкам ладонями. Следом за ним, несмотря на раздражение и недовольство, рассмеялся и Орлов.

– Ну, прямо Ильф и Петров – «пилите, Шура, пилите!» – процитировал он классиков сатиры. – Только там были «золотые» гири, а тут – сахарная «отрава»… Ты этого Цепочина хотя бы спросил, откуда он взял такой вот «яд»?

Окончательно скиснув, Крячко хмуро подтвердил, что «отравителя» о происхождении «крысомора» он расспрашивал, и даже очень настойчиво. Тот его заверил, что «яд» взял в обмен на бутылку «первача» у старого знакомого, который когда-то служил на химическом полигоне.

– В общем, этот Цепочин даже поклялся, что тот мужик вроде бы очень серьезный, – хмурясь и спотыкаясь, повествовал Станислав. – Вот… Он к Аркашке как-то пришел, весь синий с похмелюги. Дай, мол, «подлечиться». Денег, понятное дело, ни копейки. Ну, и предложил, типа, бартерную сделку – «первач» в обмен на хороший «крысомор». Дескать, яд испытанный – у себя дома им всех крыс извел…

– А привез он его с полигона… – со значением в голосе обронил Петр.

– Да, раздобыл он эту отраву именно там… – Крячко издал скорбный вздох. – Аркашка взять-то ее взял, но крыс травить руки не доходили из-за пьянки. А тут с Платоном вышел конфликт, когда тот засобирался выставить его из дома. Ну, он и надумал травануть кореша, чтобы и дальше жить на этой жилплощади. Бумаги-то оформлены на него – кто придерется? Он, кстати, и не удивился, когда я ему сказал про смерть Зубильского. Его больше удивило то, как быстро я смог на него выйти.

Услышанное вновь рассмешило и Льва, и Орлова.

– Господи, какие же бывают на свете наивные люди! – разглядывая Стаса как некое аномальное явление, сокрушенно вздохнул генерал. – Ну, ладно – тот, надо понимать, полный наивняк, у которого от пьянки все мозги усохли. Но – ты-то, ты-то как лопухнулся?! Тоже мне, «гений дедукции». Вернее сказать, дундукции.

Похоже, придуманное Петром слово «дундукция» задело Станислава очень крепко. Он громко засопел и свесил голову. Гурову его даже стало немного жаль, и он, оборвав смех, заговорил уже серьезно, пытаясь обосновать причины конфуза, приключившегося с Крячко:

– Я догадываюсь, почему в банке оказался сахар. Даже если допустить, что у того выпивохи с полигона и в самом деле имеется какой-то сильнодействующий яд, то не факт, что он стал бы им разбрасываться. Это же прямая дорога в тюрьму! Вот он Цепочину сахар и подсунул. Да, Стас… Слава блиц-раскрывателя запутанных дел от тебя ускользнула, не задерживаясь. Ладно, не тужи. Хрен с ней, с этой славой! Пошли к себе, товарищ Шерлок Холмс, и уже там продолжим нашу скучную, нудную, рутинную работу. Ты как?

– Да, идем уж, идем… – грустно вздохнул тот, покидая кабинет Орлова без своих обычных клоунад.

– Секундочку! – неожиданно остановил их Орлов. – С этим несостоявшимся отравителем Цепочиным что-то надо решить. Да, разумеется, вместо отравы ему подсунули сахар. Но Зубильского-то отравить он собирался всерьез! И если бы у него был настоящий яд, то он бы его и убил. А это уже покушение на убийство. Поэтому прямо сейчас созвонитесь с райотделом, пусть пункт обвинения доработают и передают следствию. Да и того гражданина, что обещал Цепочину отраву, – его пусть тоже разыщут и проверят – а вдруг у него и в самом деле есть что-то серьезное?

– Сде-е-лаем! – огрызнулся Стас.

Правда, выйдя из приемной, он все же достал свой телефон и, набрав номер райотдела, напомнил о необходимости разыскать владельца отравы и передал распоряжение Орлова о переквалификации обвинения Цепочину.

Когда приятели вошли к себе, Лев сразу же созвонился с Жаворонковым и попросил его зайти к ним. Крячко, сев за свой стол, некоторое время сидел не двигаясь. Но по нему было видно, что его самолюбие бунтует и жаждет реванша. В то же время было заметно и то, что он не очень хотел бы услышать вопрос Льва о своем визите к Эмилии Слюдянцевой…