– А каким ты его видишь?

– Помнишь мою клетку Фарадея, из проволоки сплетённую? Вот такая клетка, только ею всё затянуто, от горизонта до горизонта. И я в ней подвешен, не вырваться.

– Тебе легче с таким богом.

– Не знаю, не имею желания сравнивать, – губы Радислава сжались в суровую ниточку. – Гена, я это всё рассказывал не ради приятного времяпрепровождения. Хочу, чтобы ты понял: путешествовать во времени – бесполезная и опасная игра. Я жизнь растратил, чтобы осознать это. Прожил её нигде и никогда. Собственно, не прожил даже, вытекла она, как песок сквозь пальцы. Понятия не имею, сколько на самом деле мне сейчас лет. Не хочу, чтобы и ты заплатил ту же цену. Гена, отдай хронобраслет, пока не поздно. Пока ты ещё можешь вернуться.

Я нахмурился.

– Куда вернуться?

– В две тысячи девятый. Конечно, это будет не то самое настоящее, в котором ты уже был, но очень похожее. Постараюсь доставить с максимальной точностью.

– Спасибо, но мне не нужно в две тысячи девятый. В ТАКОЙ две тысячи девятый. Мне там делать нечего. Считай, что там я умер.

– Хорошо, не хочешь туда, не надо. Выбирай место-время по своему вкусу. Лишь бы не сегодня и не вчера и подальше от себя-здешнего. А то ты такую пену поднял! Как он тебя ещё не слопал, «осьминог» твой?

Я подумал, что он шутит – насчёт «слопал». Но Завадский оставался серьёзным.

– Да, да, не смотри на меня так. Со временем шутки плохи. Не заметишь, как переступишь черту, из-за которой не возвращаются. Захлестнёт. Не ты будешь точку настоящего сдвигать, а оно само начнёт тебя в «водовороты» затягивать, вертеть по-всякому. И однажды утопит, насовсем.

– Ты откуда это знать можешь? Про черту, из-за которой не возвращаются?

– Знаю.

Он не стал объяснять. Ладно, его право, переспрашивать не буду.

– Это всё, что ты мне хотел сказать?

Да, аргументы у Радислава исчерпались. Он вновь протянул руку:

– Отдай.

Я посмотрел на украденную когда-то игрушку. Светился циферблат, стрелки показывали «направление ветра» и «углы атаки». Оставалось нажать кнопку, чтобы вновь отправиться… в никуда?

– Знаешь, Радик, наверное, ты прав. Это с самого начала была глупая затея. Как изменить прошлое, если его не существует? Если всё, что случается с нами, – игра узоров в калейдоскопе? А я – упрямый невежественный осёл. Но мне ничего другого не осталось в жизни, пойми. Я или переупрямлю твоё упрямое время, или сдохну. Скорее всего, сдохну. Но пока не сдох – не отступлю.

И нажал «старт».

Я уверен был, что он ничего не предпримет. Предупредил и предупредил, дальше – моя забота, как жизнью распорядиться. Но Радик не собирался отступать. Он прыгнул на меня. В тот самый момент, когда я кнопку нажал, он уцепился в браслет.

Оттолкнуть его казалось легко. Даже в молодости был не ровня мне – ни габаритами, ни силёнкой, – а сейчас, когда в старика превратился, и подавно. Я бы и оттолкнул, отцепил его пальцы от браслета… Если бы мы в обычном времени оставались.

Но прибор успел сработать, и серое навалилось на нас обоих, Завадского не унесло, не смыло, как я ожидал. Не знаю, как это у него получалось, но он тоже в фокусе оставался. И сдирал браслет с моего запястья. А мне стало дурно. Кажется, серое на меня сильнее давило, чем на Радислава. Нет, жгуты-щупальца перед глазами не возникали. Но я их чувствовал, они были рядом, везде. Они держали меня, сковывали движения, мешали бороться с Радиком.

Я не смог помешать. Не знаю, долго ли мы барахтались в сером киселе, но браслет он в конце концов отобрал. А потом, размахнувшись, швырнул его на середину подёрнутого туманным маревом ставка. Я только ахнуть успел…

– Зачем?!

Но и кричать не на кого было. Радик исчез, вывалился из межвременья. А я остался. И что делать дальше, понятия не имел. Кнопку «стоп» не нажмёшь – хронобраслет-то сгинул. Значит, и я не в фокусе, – почему же не вываливаюсь? И почему мне хреново так?!

Выключилось, когда решил, что загибаюсь. Растаяла серость, выпуская цвета, запахи, звуки, и меня сразу холодом обдало. Вполне реальным холодом, не ознобом. Деревья вокруг голые, сугробы снега недотаявшего под ногами. Кончилось лето, весна сейчас ранняя. А то и зима, оттепель.

Тонкая ткань тенниски от холода защитить меня не могла, мигом кожей гусиной весь покрылся, аж передёрнуло. Но зато и в голове прояснилось, тошнота отступила. И не держит уже никто. Рыпнулся я было к ставу – за браслетом нырять, помню примерно место, где он в воду упал. И остановился. Во-первых, понятия не имею, в каком времени нахожусь, и в каком браслет остался. А во-вторых – ставок коркой ледяной покрыт.

– Гена!

Я обернулся. Завадский уже ждал меня. Теперь на нём был не джинсовый костюм, а кожаная куртка с меховым воротником. Вторую такую же он протягивал мне.