Она попыталась встать, но тут же пошатнулась. И я, не слушая возражений, подхватил её на руки.

– Маленькая, маленькая, раз не соображаешь, когда можно купаться, а когда нельзя. Что, попробовала? Теперь до конца лета в море не полезешь.

– Почему это не полезу? Я не трусиха. Просто слабачкой оказалась. Тренироваться нужно, мускулы качать, а не только мозги.

Я хмыкнул – правильно девчонка мыслит. Обернулся к Ирине:

– Показывай, куда это чудо нести? И захвати мои вещи, если не трудно. Чтобы мне не возвращаться, а то на смену опаздываю.

Плохо голова соображала, потому и вырвалось – на «ты» к ней обратился, как прежде, как в будущем, когда не только жильё, но и постель делили. Да я чуть по имени её не назвал!

Впрочем, Ирина моей оплошности не заметила. Вернее, не поняла, что это оплошность. Подхватила мои шлёпанцы, джинсы, майку, побежала вперёд.

– Это недалеко. Служебные домики прямо возле проходной.

– А, знаю.

– Как же вы на смену пойдёте? У вас же руки все содраны! И колени. Нужно вам раны обработать.

Я засмеялся, вспомнив, как она лечила меня однажды. Что ж, я бы повторил процедуру… И другое, что случилось между нами через два дня. Воспоминания о том, как мне было неожиданно хорошо, уютно рядом с этой женщиной, накатило и захлестнуло, словно волны, которые топили меня четверть часа назад.

Но вслух я сказал:

– Не стоит, обойдётся всё. На мне как на собаке зарастает.

Эта Ирина оказалась более робкой и застенчивой, чем та, которую я знал позже. Она не решилась сделать шаг, после которого двое становятся одним целым. Или её благодарность ко мне за спасение дочери была так велика, так чиста и искренна, что переплести её с чем-то физиологическим казалось кощунством? Боялась, что приму за попытку расплатиться? И ценила себя слишком низко в качестве платы? Не знаю.

Не знаю, и почему я такой шаг не сделал. Нет, это как раз ясно. Я пытался понять, для чего Время вновь свело наши пути.

С Ириной мы стали друзьями. Близкими, но не настолько, как можно было бы ожидать. Какая-то настороженность оставалась в наших отношениях, недоговорённость. Будто боялась она подвоха с моей стороны. А вот Александра никаких подвохов не боялась, и с ней мы сдружились накрепко. Когда я дежурил, постоянно крутилась возле будки на проходной. В свободные же дни и подавно ни на шаг от меня не отходила. Пока Ирина в библиотеке своей сидела, мы или в горы – ягоды искать, грибы, просто так побродить, – или на пляж. Саша очень хотела плавать научиться. Уметь-то она и так умела, «пляжным брасом». А я учил её по-настоящему плавать, профессионально, от всей души учил. И как же мне хотелось видеть в этой девочке свою дочь! Теперь я понимал, что меня так поразило при первой нашей встрече там, в будущем. Я в её лице черты повзрослевшей Оксаны увидел, вот в чём дело!

Вскоре у Александры не осталось от меня тайн. Она рассказывала о себе, о школе, о маме, о Штеровске, в котором жила чуть ли не с пятилетнего возраста. Лишь одной темы никогда не касалась – ни разу она не упомянула о своём отце. Будто товарища этого и в природе не существовало. Я уже решил, что так оно и есть. В смысле, имелся некий поставщик сперматозоидов, но не более того. Оказалось, ошибся…

Мы лежали на стареньком, обскубаном со всех сторон покрывале, постеленном прямо на прохладную, не успевшую нагреться гальку, и ласковое утреннее солнце гладило кожу. Мою, задубевшую, привыкшую и к зною, и к холоду, и Сашину, нежную, только начинающую темнеть от южного загара. Мы лежали, подставив солнцу плечи, спины и ляжки, отдыхали после долгого заплыва вокруг Бараньего Лба. Пускай сегодня стоял почти штиль, и волны не били нас, а лишь покачивали едва заметно, но для девочки и сама дистанция была немалым испытанием. С которым она справилась на «отлично».

Несколько минут назад и Ирина сидела рядом с нами. А ещё чуть раньше – когда мы вылезали из воды – суетилась вокруг дочки, норовила вытереть ту насухо длинным махровым полотенцем. Александра отбрыкивалась и возмущалась, мол, и так обсохнет, и не холодно совсем, и не маленькая… Затем Ирина ушла. Через пятнадцать минут открывается библиотека, а женщине и причесаться, и намарафетиться нужно, прежде чем «на пост заступать». Она ушла, а я нежился под солнцем и думал – как жаль, что приехали они этим летом, а не прошлым. Тогда бы у нас оставалось куда больше времени. И не лежал бы у меня в столе железнодорожный билет с завтрашней датой…

– Дядя Андрей, а у вас дети есть?

Вопрос Александры прозвучал неожиданно. Никак он не был связан с нашим предыдущим разговором. Поэтому ответил я не сразу.

– Есть. Дочь, твоя ровесница.

– А как её зовут?

– Ксюша. Оксана.

– Ксюша… – повторила она. И уже шёпотом, так что я едва расслышал, добавила: – Меня папа тоже так звал почему-то.

Я повернул к ней голову.

– Ты никогда мне о нём не рассказывала.

Александра смотрела куда-то перед собой, на разноцветные голыши. Я решил было, что промолчит, не захочет разговаривать на эту тему. Но она ответила:

– Да я ничего о нём и не знаю, не помню его совсем. Только это имя… И мама не рассказывает. Я пыталась спрашивать – она сказала, что умер, ещё когда мы в Ясиновском жили. И всё. Может, он в самом деле умер? А скорее – бросил нас и сбежал. И ни одной весточки за всё время. Даже алиментов не присылал. Даже когда маму с работы уволили, и нам совсем туго было.

Она резко села. Посмотрела на меня.

– А вы тоже свою дочь бросили?

Спросила, будто ударила. Вернее, попыталась ударить. Потому что мне стыдиться нечего.