— Ну, выходит, учились они в Костроме, — заключил Бажанов.

— Этот молодой красавец не братом ли приходился атаману Мефодию?

— Не могу, Петя, тебе на сей счет ничего сказать. Упустил я тогда этот вопрос, — Бажанов пожал плечами, — а почему не выяснил его у Шергина, сам сейчас не пойму.

«Ну, если дети учились в гимназии, значит, и родители там же, в Костроме, находились. А поскольку родитель атамана был священником, то концы надо искать в церковных архивах города. Видимо, отец Викентий заправлял там каким-то приходом, — размышлял Стеклов. — Если этот молодой человек — брат атамана Мефодия, тогда в какой-то мере можно понять, почему ожила тень атамана и кто под этим именем скрывается сейчас. Придется покопаться в архивах и выяснить родословную отца Викентия».

До поздней ночи говорили друзья, вспоминая боевых товарищей и события, которые волновали обоих.

На следующий день Стеклов выехал в Светловолжск. По прибытии доложил руководству отдела о результатах командировки.

Галямов заявил, что эта командировка мало прибавила к тому, что было уже известно, и предложения откомандировать сотрудника в Кострому не поддержал.

— Эти сведения мы можем получить и в порядке отдельного поручения, — заявил он. — К тому же я очень сомневаюсь, что есть некая родственная преемственность между атаманом Мефодием и тем Мефодием, который фигурирует в шифровках иностранной разведки. В разведке не принято соблюдать подобную, если так можно выразиться, семейную традицию. Она чревата последствиями. А если враг идет на такое, то с единственной целью: запутать, пустить контрразведку по ложному следу.

— Все это так, Марс Ахметович, но нельзя не учесть пересечения событий и фактов: ключ от шифра связан с историей Костромы и там же, оказывается, жила семья Волковских. А внешнее сходство с атаманом одного из его подручных? По-видимому, это был брат, а раз так, нужно учесть психологический момент: желание продолжить «жизнь» брата, хотя бы символически...

— Но это уже из области домыслов, — перебил Галямов. — Хотя ваши доводы заставляют призадуматься. Я сейчас не берусь, Петр Прохорович, утверждать что-либо определенное. Пожалуй, действительно нужно сначала проверить, — начал сдавать позиции Галямов. — На днях должен выйти на работу Жуков, я его вчера навестил — вот его и пошлем. А пока отправьте отдельное поручение в Кострому с пометкой: «Весьма срочно».

Галямов посетовал на то, что отдел буквально задыхается от работы: не хватает сотрудников. Да еще, кажется, ЧП назревает. Стало известно, что при задержании работником милиции Герасимовым преступника там находился лейтенант Треньков, который, судя по всему, проявил трусость и исчез, не оказав соответствующей помощи.

Стеклов угрюмо покачал головой:

— Если подтвердится, ляжет темное пятно на отдел.

Доставили перехваченную радиограмму.

— Полюбопытствуйте, Петр Прохорович. — Галямов передал шифровку майору.

Подождав, когда тот прочел, Галямов сказал:

— Сплошные загадки. Но, видимо, «3 — М» — это не что иное, как условное место встречи. А вот что обозначает «под куполом трех парашютов»?

Стеклов пожал плечами.

— Не думаю, что речь идет о прыжках с парашютом. Но тогда что это означает, ума не приложу.

— Этот текст уже некому передать на расшифровку. Главные специалисты — мы. — Галямов еще раз прочел шифровку. — Фамилия «Дашкова» может означать пароль. Неясно только, устно должны произнести это слово или... постой, — приложил ладонь ко лбу майор. — Кажется, была книжка, автор которой Дашкова. Она, если мне память не изменяет, была президентом Российской Академии наук при императрице Екатерине Второй. А вот названия книги не помню.

— А может, речь идет о другой Дашковой? — усомнился Стеклов. — Мало ли у нас в стране ученых и писателей Дашковых? Хотя это можно выяснить — надо покопаться в картотеке республиканской библиотеки.

— Верная мысль, — одобрил Галямов без особого, однако, энтузиазма, понимая, что при неизвестности места встречи агентов это почти ничего не дает.

Так, не придя ни к чему определенному, они разошлись.

Стеклов следующие дни посвятил розыску приходно-расходной книги по вкладу Волковского Викентия в архивах бывшего Волжско-Камского банка. Кингу удалось найти. Пожелтевшие листки бесстрастно свидетельствовали, что к августу 1914 г. вклад Волковского составлял два миллиона восемьсот пятьдесят тысяч рублей золотом.

Майора удивила эта огромная сумма, и он вспомнил рассказ Бажанова. «Не зря, значит, родитель поручика Шергина говорил о колоссальных богатствах отца Викентия. Но куда исчезли эти деньги? В графе расходов книги значилось, что вся сумма снята первого августа 1914 года, то есть в первый же день начала первой мировой войны. Отец Викентий не без оснований решил снять деньги; он понимал, что война с ее неожиданными поворотами могла лишить его состояния. Он боялся колоссальной инфляции и в связи с этим возможного решения правительства „заморозить“ вклад либо запретить производить расчеты золотом. А замена золота бумажными купюрами в военное время, он понимал, равносильна разорению».

«Да, хитрая была бестия, — подумал Стеклов. — Но куда такую сумму спрячешь? Только по весу золотые монеты потянут на несколько сот килограммов. Тайник нужен огромный. Одному ему не под силу было перенести такую ношу и спрятать где-то. Но кому он мог доверить тайну? Пожалуй, только детям. Не эти ли ценности имел в виду атаман Мефодий, когда рассказывал Шергину о тайне перстня? Но каким образом перстень связан с тайником? А может, отец Викентий успел переправить золото за границу?

Обирал безбожно прихожан этот поп Викентий, а то откуда ж такие громадные деньги? — размышлял Стеклов. — Это золото, что припрятано им, омыто слезами тысяч обманутых простых людей и принадлежит народу».