— Думаю, тот не особенно любил Сажина, — согласилась я.

— Сразу после начала перестройки жители Октябрьска устроили демонстрацию с требованиями убрать Кравченко, — продолжал Андрей. — Дошло до швыряния камней в его дом. Партийного бонзу обвиняли в кумовстве, воровстве и прочих грехах, а во главе протестного движения стоял Николай Сажин. Новое руководство страны сразу после захвата власти играло в демократию, Кравченко сместили, лишили всех привилегий, заставили освободить роскошный особняк. Вместо него управлять областью стал диссидент-физик. О бывшем главе райкома целый год никто не слышал, а потом тот вынырнул из небытия… в качестве владельца желтой газеты «Вся правда» и местного телеканала под тем же названием. Эти СМИ сразу стали бешено популярными, что вполне понятно. Это сейчас люди привыкли к сплетням, охотничьим историям и скандальным разоблачениям, а во второй половине восьмидесятых подобное было в новинку. Папарацци писали о многих местных знаменитостях, но особенно доставалось Сажину. Тут надо признать: физик-лауреат, как и большинство диссидентов, прекрасно умел критиковать власти, привык кричать, что все плохо, хозяйство в области ведется неправильно, деньги из бюджета невесть куда деваются, но когда сам очутился в кресле начальника, растерялся, поскольку не знал, как наладить хорошую жизнь. Нападать ведь намного легче, чем созидать. Чтобы область выжила, Сажину пришлось принимать непопулярные решения, например, он отменил бесплатный проезд в транспорте. Для всех.

— Да уж, — протянула я. — Представляю, как бы заорал ученый, пойди на такую меру его предшественник.

— Еще у физика были горе-советчики, — поморщился Платонов, — которые порекомендовали ему поселиться в бывшем доме Кравченко. Дескать, это служебное жилье, придется устраивать приемы…

— Совсем некрасиво, — вздохнула я. — Знаешь, мне кажется, что тот, кто громче всех кричит о желании сделать жизнь народа счастливой-богатой-сытой, получив власть, вмиг забывает о сирых-убогих и принимается набивать собственные карманы.

— СМИ Кравченко не оставляли ни одного действия Сажина без комментариев, — продолжал Платонов, — и под их влиянием простые люди стали считать физика мелким гадом, который их обманул. Так вот, за рулем «Волги», сбившей Тамару, находился Сажин.

— Ого! — воскликнула я.

— В тот день Николаев был на работе, а его жена пошла утром в магазин, оставив Катю, Олега и Аллу с соседкой, — не отвлекался от темы Андрей. — Нужно было пересечь улицу, и Тамара, подождав, пока вспыхнет зеленый сигнал светофора, пошла через проезжую часть. И тут вылетевшая из-за поворота машина физика-губернатора сшибла многодетную мать. Тамара скончалась на месте, свидетелей ДТП оказалось более десяти человек.

— И пресса начала трубить о кончине жены Геннадия Петровича, — предположила я.

Платонов кивнул:

— Смерть несчастной владелец СМИ Кравченко использовал по полной. Его газета писала, что физик убил прекрасного человека, выложила на страницы описание детства Тамары, напомнила про полученную ею золотую медаль в школе и красный диплом в вузе. Рефреном звучала фраза: «Трое малышей осиротели, муж окаменел от горя».

— Но это правда, — вздохнула я.

Андрей отпил кофе.

— Бывший диссидент не стал отрицать свою вину, признался, что всю ночь гулял у приятеля на дне рождения. Выпил, правда, немного, пару бокалов сухого вина, это не доза для стокилограммового мужика, но все равно в его крови нашли алкоголь. У Сажина был шофер, но когда требовалось поехать по личным делам, Николай всегда сам садился за руль. В субботу он поехал к другу без водителя, зная, что не наклюкается до поросячьего визга, ведь всегда был умерен в спиртном. Но бессонная ночь притупила его внимание, вот он и не заметил, что поворачивает на красный свет. Сажин страшно переживал, просил прощения у Геннадия, подарил вдовцу свою кооперативную «трешку», купленную еще в советские годы, и Николаев быстренько перебрался из коммуналки в прекрасное жилье.

Андрей стал ковырять кофейную гущу ложечкой.

— Началось следствие. Сажина признали виновным, отправили на зону. Если б не истерия в СМИ, физик мог бы избежать столь сурового наказания, но Кравченко сделал все возможное, чтобы упрятать своего врага за решетку. Геннадий Петрович один справиться с тремя малышами, естественно, не мог, поэтому нанял для них няню, медсестру Ниночку. Девушка работала в больнице и с радостью бросила клинику, а вскоре стала женой Николаева. Супруг оказался ее однофамильцем. После свадьбы пара, прихватив детей и Елизавету Гавриловну, мать новобрачной (отец давно умер), переехала в Гидрозавод, Нина официально стала мамой сирот, своих ребятишек не родила.

Я откусила пирожное.

— Думаю, Олег, Алла и Катя ничего не слышали о Тамаре Юрьевне. Они зовут Нину Анатольевну мамой. Хотя… Вдруг младшая сестра каким-то образом узнала правду? Антонина Фирина говорила, что подруга в последнее время сильно изменилась, в качестве суррогатной матери себя предложила, потому что хотела уехать подальше от Гидрозавода, опасалась шумного скандала, который скоро случится в их семье, непременно став достоянием общественности. Катя не сообщила Тоне подробностей, но Фирина прекрасно поняла: девушка опасалась, что на свет выплывет некая некрасивая тайна Николаевых. Возможно, Екатерина выяснила, кто являлся ее родной матерью, и испугалась, что это известие разнесут газеты.

Платонов вынул кошелек.

— Не вижу в этом ничего дурного. Общественное мнение целиком и полностью оказалось бы на стороне Нины Анатольевны. Ею можно только восхищаться: она, полюбив вдовца, воспитала его детей, стала идеальной супругой, матерью… Погоди, Женя звонит. Слушаю! Ага, ага… да… Уверен? Интересно…

— Какие-то новости? — полюбопытствовала я, когда Андрей положил мобильный на стол.

Платонов протянул подошедшей официантке кредитку.

— Евгений у нас дотошный, не все эксперты такие. Я долго искал неравнодушного специалиста, влюбленного в свое дело, разные со мной люди работали, пока Родионов не пришел, его предшественника вообще со скандалом вытурил. Женька не только гений в своем деле, у него еще и чуйка есть. Если он говорит: «Не нравится мне этот поворот, ох не нравится…», значит, что-то определенно не так.

— И что ему не по нраву сейчас? — спросила я.

— Непонятно же, по какой причине желудок Екатерины в решето превратился, — напомнил Платонов. — Женя над справочниками завис. Язвы у девушки стопроцентно не было, по всем показателям она была здоровее многих, и — упс… Знаешь, я маленьким на лето к бабушке в деревню ездил. Там растение росло, местные его звали «недотрогой». На веточках вызревали маленькие стручки, а когда они становились пузатыми, дети на них пальцами нажимали. Бумс! — в разные стороны летели мелкие семена. Женька сказал, что в желудке Кати словно что-то взорвалось. Типа, плод того растения или бомбочка, начиненная мелкими, очень острыми штучками, вроде пирамидок с заточенными гранями.