Шрифт:
— Конечно, солнышко, я люблю тебя больше жизни, — кивнула Николаева.
— А свою мамашу ненавидишь, убить хочешь, — договорила девушка.
Нина Анатольевна ойкнула, схватилась ладонями за щеки и пролепетала:
— Ужас говоришь! Придет же такое в голову…
— Нет, — насела на нее Катя, — все логично. Родной дочке не даешь коврижку, так как она испортит мне желудок, а Елизавете Гавриловне ее несешь. Зачем? А чтобы вредная старуха, от самодурства которой житья нет, в ящик побыстрее сыграла. Так получается.
Нина Анатольевна покраснела. Катя рассмеялась, схватила блюдо и заявила:
— Я сама нашей императрице отволоку угощенье, погляжу, как у нее рожа при виде меня перекосится. Люблю дразнить бабулю, наш цветочек от злости пожелтеет, когда обожаемая внученька к ней в покои войдет.
— Нет, нет, поставь! — потребовала Элла. — Не трогай!
Екатерина вскинула брови.
— Это почему?
— Ну… просто не бери, — промямлила невестка.
Катя вскинула подбородок.
— Еще чего! Решила мне указания раздавать? Считаешь себя тут главной? Хочешь меня в угол загнать? Зубы скалишь?
— Катюша, я тебя люблю, — залепетала Элла, — только скандала опасаюсь. Бабуля увидит тебя и…
— Лопнет от злобы, — договорила Катя. И улыбнулась: — А мне того и надо!
— Оставь «черносливку», — хором произнесли Нина Анатольевна и Элла.
— Отвяньте! Что хочу, то и делаю! — объявила Катя и ушла с блюдом.
Николаева покосилась на меня и, теребя в руках край скатерти, забормотала, оправдывая грубиянку:
— Виолочка, поверьте, Катя обожает бабушку. Понимаете, у молодежи своеобразное чувство юмора, и шутки дочки могут показаться вам… э… странными… но… э… в действительности она глубоко уважает и Елизавету Гавриловну, и меня. В девочке до сих пор живет подросток… она по каждой ерунде спорит не со зла… просто так… И вообще… Катюша всех в семье любит без памяти… она чудесный человек… Правда, Элла?
— Да, да, — подхватила невестка, — сейчас Катя шутила, Елизавета Гавриловна очень обрадуется, когда ее увидит.
Раздался громкий стук.
— Уфф… — выдохнула Нина Анатольевна. — Похоже, дверь в спальню мамы хлопнула.
— Ну вот, — обрадовалась Элла, — значит, Катюша уже бабуле сладкое доставила.
— Думаешь, не стоит переживать? — неожиданно спросила Николаева.
— Конечно, нет, — засмеялась невестка, — Катюша не станет безобразничать.
— Эллочка, проверь, отдала ли она бабушке десерт, — велела Нина Анатольевна.
Жена Олега молча побежала к лестнице.
— Спокойной ночи, — пробормотала я и поспешила к себе, забыв про гель, шампунь и все прочее.
Глава 5
Едва я вошла на отведенную мне территорию, как в кармане брюк затрезвонил мобильный. Меня разыскивала пиарщица «Элефанта» Варя Романова, давно ставшая мне близким человеком.
— Ты — подружка! — заявила она, забыв поздороваться.
— Да, — удивилась я. — А что, возникли сомнения в наших хороших отношениях?
— Ты — подружка, — повторила Романова. И зачастила: — Нужны точные мерки — объем груди, талии, бедер, длина рукава и юбки. Ой, чуть не забыла! Как ты относишься к розовому? Мы решили сделать его основным цветом.
Я наконец сообразила, почему Варя так странно со мной разговаривает: она явно перепутала телефоны и обсуждает чей-то наряд для презентации.
— Варюша, ты набрала неправильный номер, попала к Таракановой…
Но собеседница, перебив меня, произнесла еще более странные слова:
— В моем положении вообще-то женщины глупеют, но я пока еще в адеквате. Привет, Вилка. Ты — подружка, цвет розовый. Не против?
— Не против чего? — окончательно растерялась я.
— Цвет нравится? — рассердилась Варя. — Тогда бери сантиметр.
— В принципе, да, нравится, — осторожно ответила я. — А зачем нужны мерки?
— Господи, ну как с тобой разговаривать? — вскипела Романова. — Разжевала тебе все, объяснила семь раз. И что? Повторяю снова: надо платье тебе купить.
Я ничего не поняла.
— Какое?
— Для подружки.
— Чьей?
— Моей! — заорала Варя. — Ну вот, в моем положении нужны только положительные эмоции, а я нервничать начала.
— Ты беременна? — неуверенно предположила я.
— Да!
— Поздравляю, — обрадовалась я.
— Так, — протянула Варвара, — ясненько, ты опять не прослушала автоответчик.
— Есть грешок, — забормотала я, — забываю его включать.
Романова издала стон.
— А я-то распиналась, детали описывала… Тараканова, ау, ты здесь?