Клава легко распахнула свой плащ беспуговчатый:

– На.

Потому что не было никакой границы между ним и ею. И показаться ему – что встать перед зеркалом.

Тут бы и леопард настоящий растерялся перед раскрывшимися далями.

– Мы все сестры и братья, – заговорила Клава и собственный голос показался ей новым: светлым. – Все вместе. И ничего нам не жалко для сестер и братьев. Иди к нам, иди с нами. А что Госпожа Божа сотворила – всё свято. В пупке тоже правда.

Вот так и заговорила. Почти как Соня. Потому что Госпожа Божа не оставляла свою Дочу нововоплощенную.

Она еще секунду помедлила – и запахнула плащ.

– Дай адресок – приду, – ухмыльнулся наконец парень.

Соня протянула ему листок.

– Приду. И корешей приведу. Такие подружки!

Еще несколько мужиков, которые и не видели раскрывшегося перед парнем пейзажа, лишь почуяли что-то, схватили поспешно листки.

Но приблизился местный блюститель.

– Мент, – шепнула Соня. – Рвать придется.

– Чего вы тут народ собираете?

– Слово Божие несем, – ответила Соня. – Слово Божие везде нести можно.

– Малолеткам нельзя.

– Мы не малолетки, нам уже по шестнадцать.

– Расскажешь. Сгиньте, пока в детскую комнату не отвел.

– А нищим совсем детям сидеть можно?

– Поговоришь!

Клава заговорила, будто и не было перед тем недобрых слов – не сама, а по внушению:

– Зачем ты нас гонишь? Мы всех любим. И тебя любим. Тебе тоже истина нужна. Поверь в Госпожу Божу. Познаешь свет, познаешь радость!

– Ну, это мне на службе ни к чему слушать. Порядок есть.

– Кончишь смену – домой пойдешь. Какую радость жене, детям принесешь? Приходи к нам, узнаешь свет. Без фуражки приходи и семью всю приводи.

– Затейливая ты, – хмыкнул блюститель. – Но мы и не таких видали. А малолеткам все равно нельзя. Обойду круг – и чтобы не было вас. Или в детский аквариум отправлю к другим маленьким рыбкам.

И пошел, постукивая дубинкой по голенищам сияющих сапог.

– Рвать надо, – повторила Соня. – На Невский шум поедем.

Нашлись у нее и жетоны на всю компанию.

В вагоне их сдавила толпа, и какой-то черный дядя с горбатым носом, прижавшись, вдруг скользнул всей пятерней в разрез плаща. И замер – потрясенный неожиданным результатом.

Клава посмотрела на него снизу и проговорила тихо:

– Помолись Госпоже Боже.

Тот усами шевелил – и краснел всё ярче.

А Клава хотела только привести его к Госпоже Боже – и не было у нее других радостей от шевелившейся на грудке пятерни.

Так и доехали до Невского, где вывалилось полвагона.

Черный дядя пошел следом, повторяя негромко:

– Дэвушка, пойдем со мной! Чего хочешь дам!

Соня протянула ему листок.

– Приходи в воскресенье.

– Нэ надо потом! Сейчас пойдем!

Так и выехал за ними наверх.

Соня словно бы обняла рукой всех проходящих людей и сказала победительно:

– Ходют одетые и делают вид. А все об одном думают: кто какие голые внизу. Каждого можно на жалейку взять. Мужики в одно тычутся как свиньи в кормушку. Невский шум – самый главный. Вавилон самый нераскаянный. «Проспект» говорить нельзя, потому что на «про-свет» похоже, а здесь про свет не думают, про одну обезьянью случку во тьме.

– Дэвушка, пошли, да? Чего захочешь – твое! – канючил метровский попутчик.

Команда выстроилась у троллейбусной остановки и затянула свой куплет:

«Для спасения нас всех, чтобы смыть адамов грех…» Невский шум, занятый собой, реагировал вяло.

Клава смотрела на равнодушных прохожих. И чувствовала, как отделяется от них. Конечно, Госпожа Божа – великая простительница. Но нужно покаяться – чтобы проститься. А эти мимо – чуждые. Чуждые – значит злые. Суть два мира, два человечества – светлое Сестричество и темное неверство! Клава еще не умела всё сказать складно, как Соня, но понимала досконально, глядя на равнодушную чуждую толпу.

И вдруг Клава услышала:

– Да это же Клавка Капустина! То-то ее три дня в школе нет в конце последней четверти!

Команда запела еще громче, но к Клаве уже подошли: Светка Озеранова с двумя мальчишкам из девятого или десятого класса. Светка всегда любила гулять со старшими.

– Клаша, ну ты даешь! А откуда у тебя такой прикид?

Клава посмотрела прямо на девочку из другой-другой жизни.

– Я узнала Госпожу Божу, – сказала она громко и гордо. – И ты тоже покайся, пока не поздно, и тебя Госпожа Божа полюбит и спасет. Поклонись Мати, Доче и Святой Душе, отмойся от мерзости!