Она повторила эту фразу дважды, чтобы он понял. Но он только что-то проворчал и, забрав поднос, с шумом захлопнул за собой дверь.

Шел шестой час их пребывания в тюрьме, и усталая Мирабелла начала капризничать.

– Я хочу есть, мисс Уорд, – жаловалась она, – очень хочу. И я хочу уйти отсюда, мне здесь не нравится.

– Я с тобой согласна, – сказала Вильда. – Мне тоже здесь не нравится. Но, к сожалению, эти плохие люди намерены держать нас в плену, чтобы твоя мама дала им много денег.

Мирабелла слышала и раньше о таких вещах, но теперь она заинтересовалась. Вильда рассказала ей, какую сумму за них требуют и сколько это будет в английских фунтах.

Вскоре девочка снова беспокойно заходила по комнате и подошла к окну.

– Если бы мы были птицы, – сказала она, – мы могли бы улететь, и эти плохие люди нас бы не поймали.

– Жаль, что мы не можем этого сделать, – согласилась Вильда.

– А если мы вылезем в окно и попробуем слезть вниз по стене? – предложила Мирабелла.

Вильда покачала головой, и девочка заплакала.

– Я не хочу здесь быть, и я хочу в Англию к моему пони.

Вильда обняла ее и, услышав, как поворачивается ключ в замке, вздохнула с облегчением.

Она надеялась, что принесли ужин, и обрадовалась, увидев того же человека с подносом. Но за ним шел Рамон. Вид у него был еще более зловещий, чем раньше, и Вильде очень не понравилось выражение его глаз.

– Я слышу, что пища не по вкусу юной миллионерше, – сказал он. – Это прискорбно, но, быть может, завтра она уже вернется во дворец маркиза, где к ее услугам будет дюжина поваров.

Стараясь не озлоблять его, Вильда сказала спокойно:

– Леди Мирабелла – маленькая девочка. Она не понимает, что случилось. Я прошу быть милосерднее и дать что-то более съедобное. И принести ей фруктов.

– Я сделал все, что мог, – отвечал Рамон. – Но не для нее, а для вас.

Человек поставил поднос на стол, и Вильда увидела, что на нем стояла супница, два закрытых крышками блюда и миска с фруктами.

– Спасибо, – быстро сказала она. – Большое спасибо. Я очень благодарна.

– Вот это я рад слышать. А потом, когда ваша воспитанница уснет, вы сможете на деле показать мне свою благодарность.

При этих его словах у Вильды замерло сердце.

– После ужина я уложу леди Мирабеллу в постель и сама тоже лягу. Я очень устала от всех этих неприятностей, и они меня очень расстроили.

Рамон подошел к ней ближе.

– Я вас утешу, сеньорита. Почему бы нам не развлечься в постели?

На мгновение Вильда потеряла дар речи.

– Убирайтесь вон! – проговорила она. – Вы не имеете права так вести себя. Когда ужин кончится, я больше не желаю видеть вас и никого другого!

Он засмеялся, и этот смех прозвучал угрожающе.

– Мы поспорим об этом попозже. Уложите ребенка. Я подобрал ей постель подходящего размера, а мы с вами развлечемся, как это делает его величество, бывая здесь.

Вильда дрожала, но со смелостью, которой она от себя не ожидала, она с вызовом сказала:

– Не смейте так со мной говорить! Пусть мы ваши пленники… но я требую, чтобы вы обращались с леди Мирабеллой и со мной с уважением. А теперь убирайтесь отсюда и не смейте возвращаться!

Она говорила так свирепо, что ей казалось, ее тон должен был смутить Рамона. Но он только засмеялся, искренне забавляясь.

– У вас храбрость тигрицы, и будет очень приятно вас укротить. Но я подожду, пока вы поужинаете. И уложите ребенка, если не желаете, чтобы она была зрительницей.

Вильда вновь хотела заспорить с ним, но прежде, чем она успела найтись с ответом, он вышел, улыбаясь, словно в предвкушении ожидаемого удовольствия.

Ключ повернулся в замке, и она услышала, как его шаги постепенно затихли внизу.

Сверхчеловеческим усилием она заставила себя заняться Мирабеллой, рассматривавшей стоявшую на столе еду. Так как Вильда и Рамон говорили по-испански, девочка не поняла ни слова из их разговора и поэтому оставалась совершенно спокойной.

Она уселась за стол, и когда Вильда налила ей тарелку супа, начала есть с удовольствием.

– Хороший суп, мисс Уорд! – сказала она. – Намного лучше, чем то ужасное мясо, что они нам давали раньше.

Вильда налила немного супу и себе, но она была так встревожена, что не могла проглотить и ложки.