Это было еще подозрительнее.

Слабый SW, балла на 3--4, развел-таки волну; из-за борта временами поддавало; сверху сыпалась какая-то дрянь -- не то дождь, не то изморось; сырость пронизывала до костей... Дела у меня никакого не было, и неожиданно счастливая мысль пришла в голову: "Чего я тут зря толкаюсь?.." Мысль чисто артурская, когда, бывало, на рейде, в дежурстве, отстояв свои часы, разбудишь беспечно храпящего командира и, сдав ему "сдачу", сам не менее беспечно заваливаешься спать с твердой решимостью -- с места не тронуться без тревоги -- хоть взрывай!..

Многие смеются над приметами, а я так вот им верю...

Была у меня фотографическая карточка адмирала Макарова, полученная перед самым отъездом на войну. Конечно, ни в дороге, ни в Артуре я не мог собраться вставить ее в рамку, но возил с собою повсюду, как святыню, часто перечитывая те задушевные, простые слова, которыми была исписана оборотная сторона портрета -- словно завещание, словно последнюю волю безвременно погибшего дорогого учителя... смею ли сказать -- друга...

Конечно, и на "Суворове", в моей тесной каютке, этот портрет стоял на письменном столике, прислоненный к переборке. Обрез картона был обклеен узкой полоской красной бумаги (вкус фотографа), и вот... спустившись вниз, я увидел -- очевидно, откуда-то протекло, -- что струйка воды, сбежавшая по переборке, уделила несколько капель как раз на середину верхней кромки портрета, и эти капли, окрасившись на его бордюре и скатившись на стол, оставили вдоль лица и груди адмирала узкую, кроваво-красную полосу...

– - Не к добру!.. -- невольно подумал я, рассматривая портрет в надежде, что беду можно еще поправить; но нет -- красная краска надежно въелась и уже засохла... -- Быть худу!..

Я все-таки крепко заснул.

Место где были замечены японские миноносцы.

Схема столкновения в Северном море

Главный Морской Штаб объявляет нижеследующие две телеграммы командующего 2-й эскадрой флота Тихого океана генерал-адъютанта Рожественского

I.

Случай в Немецком море вызван был двумя миноносцами, шедшими в атаку без огней под прикрытием темноты на головной корабль отряда. Когда отряд стал светить боевыми фонарями и открыл огонь, тогда обнаружено было присутствие также нескольких малых паровых судов, похожих на рыболовные паровые бота. Отряд старался щадить эти бота и тотчас же прекратил огонь, и когда миноносцы были потеряны из виду. Английская пресса возмущена тем, что эскадренный миноносец, оставленный отрядом до утра на месте происшествия, не подавал помощи потерпевшим. При отряде не было ни одного миноносца и никто на месте происшествия не был оставлен, и следовательно, оставался до утра при мелких паровых судах тот из двух миноносцев, который не был утоплен, а лишь поврежден. Отряд не подавал помощи мелким паровым судам, подозревая их в соучастии, ввиду упорного стремления прорезать строй судов; некоторые совсем не открывали огней, другие очень поздно.

II.

Эскадра, встречая многие сотни рыбаков, оказывала им должное внимание, исключая тот случай, когда рыбаки были в обществе чужих миноносцев, из которых один исчез, а другой, по показаниям самих рыбаков, оставался среди них до утра. Они считали его русским и негодовали, что не подает помощи потерпевшим, но он был чужой и, оставаясь до утра в поисках товарища или для исправления своих повреждений, боясь себя выдать тем, кто не были сообщниками. Если на месте происшествия оказались также и рыбаки, неосторожно вовлеченные в предприятие, то прошу от лица всей эскадры выразить искреннее сожаление несчастным жертвам обстановки, в которой ни один военный корабль, даже среди глубокого мира, не мог поступить иначе.

Меня разбудили, как мне показалось, звуки горна, игравшего тревогу.

– - Во сне или наяву? -- было моей первой мыслью. Топот ног людей, бегущих по трапам, грохот беседок со снарядами, катящихся по рельсам подачи, разом рассеяли сомнения... А вот -- и первый выстрел!..

Я выбежал на кормовой мостик и почти наткнулся на младшего минера лейтенанта В., управлявшего кормовыми прожекторами, и старшего доктора Н., присутствовавшего в качестве любителя сильных ощущений.

– - Что такое? В кого стреляют?

– - Миноносцы! Минная атака! -- заговорили они оба... -- Вот! Вот!..

Только что выбежав из ярко освещенной каюты, еще не освоившись с темнотой, я ничего не видел...

Прожекторы светили вправо и по носу. Весь правый борт поддерживал энергичный огонь. Однако суматохи не было. Наоборот... То и дело слышались звонки приборов артиллерийской стрельбы, передающих приказания. Видимо, делом распоряжались. Это не было похоже на паническую "пальбу по воде", которой я был свидетелем 31 марта, в Порт-Артуре...

Поспешил на передний мостик, где должны были находиться адмирал, командир и прочее начальство. Пробегая мимо телеграфной рубки, взглянул на часы -- 12 ч. 55 мин. ночи. Записал.

С переднего мостика мне открылась такая картина: справа и впереди в расстоянии нескольких миль виднелся ряд огней, между которыми временами мелькали вспышки сигналов. Кто-то (не помню, к кому я обратился) пояснил, что это отряд контр-адмирала Фелькерзама. Затем я увидел в лучах прожекторов справа и впереди, но много ближе, в расстоянии нескольких кабельтовых небольшой однотрубный и одномачтовый пароходик, видимо, недавно пересекший курс эскадры слева направо и медленно удалявшийся; другой, ему подобный, шел с первым почти контр-курсом и словно собирался таранить в правую скулу "Александра", который осыпал его градом снарядов (Впоследствии выяснилось, что этот пароходик уже был подбит, лишен возможности управляться и против воли шел прямо на "Александра", как бы с намерением его атаковать.); этот затонул на моих глазах; третий, того же типа, медленно проходил у нас под носом (тоже слева направо). Завидев его, комендор левой 47-миллиметровой пушки на верхнем переднем мостике сделал было несколько выстрелов, но сам адмирал схватил его за плечо своей железной рукой и гневно крикнул: "Как смеешь! Без приказания! Не видишь -- рыбак!.."