Мне подумалось, что Эдвард Альберт мог быть ее близким другом, поэтому, прежде чем присоединиться к Ирен, я послала ему на прощание ласковую улыбку, только чтобы досадить баронессе.

– Ваши теории очень интригуют, – говорил барон. – Если я что-нибудь еще могу сделать, только скажите.

Ирен пробормотала благодарности, беря меня под локоть, и мы оставили ложу со всеми ее обитателями и формальностями.

– Что вы теперь думаете о Брэме Стокере, вновь увидев его? – спросила меня примадонна, когда мы ушли.

– Самый милый англичанин, которого я когда-либо встречала, даже не считая принца, который довольно неплох для наследника престола.

– Вы еще не видели Годфри, – сказала она с довольной улыбкой женщины, относительно недавно вышедшей замуж. Впрочем, я относилась к счастливому супружеству с сомнением, помня тяготы моей матери в браке. – Но мне интересно: как по-вашему, может ли Брэм быть, как выражаются французы, завсегдатаем борделей?

Я долго обдумывала свой ответ:

– Если так, то ему там были бы рады.

Ирен все еще смеялась над моим ответом, когда джентльмен, о котором шла речь, действительно невинный в этом вопросе, как агнец, вновь присоединился к нам, чтобы провести нас за арену на обширную площадку, где расположились лагерем участники шоу.

Целый палаточный городок устремил свои непритязательные пики в едкий воздух. Люди и животные сновали туда и сюда большими группами, и все они, кроме лошадей, выглядели необычно с точки зрения жителя любого европейского города.

Мистер Стокер остановился рядом с огромным шатром, который он назвал столовой для труппы. Мимо нас прошли индейцы с раскрашенными белой, черной, зеленой и красной красками лицами, с перьями и косами на головах. Мистер Стокер извинился, сказав, что должен найти знаменитого индейского воина и шоумена.

Теперь я могла по-настоящему распрямить плечи! Я-то видела постановки Буффало Билла несколько раз, а вот Ирен Адлер Нортон была тут явным новичком. Еще только подходя к огромной палатке, она взирала на нее с почти детским изумлением и любопытством.

– Меня вынудили пропустить этот спектакль, когда я жила в Лондоне, – призналась она наконец.

– Вынудили? Не могу представить, чтобы вас могли вынудить сделать что-либо.

– О моя дорогая Пинк! Всех нас, так или иначе, вынуждают к чему-то на протяжении нашей жизни. Мы просто не замечаем давления, особенно со стороны одной из четырех властей.

– Четыре власти. Это значит аристократия, духовенство, сословия и… газеты – это четвертая власть?

– Думаю, вы заслуживаете высокой оценки за этот ответ. – Она искоса посмотрела на меня. – Здесь, в Париже, четыре власти немного другие, как и всё в Париже: модное или клубное общество, пресса, художники и даже морг. Итого мы имеем: общественность, сенсация, воображение и смерть. Заметьте, что парижская пресса – вторая власть. Англосаксонский «старый порядок» – дворянин, священник, торговец, журналист – распространяется только на Англию и Соединенные Штаты.

– Но у нас в Америке нет аристократов, – запротестовала я.

Мистер Стокер вернулся как раз вовремя, чтобы услышать мое мнение.

– Конечно же, есть, мисс Кокрейн. Они зовутся нуворишами и промышленными магнатами. Они поднимаются скорее благодаря черным чернилам, чем голубой крови. Некоторые называют это плутократией, но я бы назвал это Мидасократией.

– Мне нравится, – согласилась я.

– Это потому что в нас троих не так уж много голубой крови, как и в этой компании грубых наездников, – сказала Ирен.

Я оглянулась и посмотрела на труппу, напоминавшую лагерь солдатского сброда без мундиров, и заметила:

– Пусть это лишь спектакль под открытым небом, но он служит напоминанием о большом кровопролитии в недалеком прошлом.

– Я в восторге от шоу! – признался мистер Стокер, оборачиваясь и рассматривая огромное скопление палаток, между которыми служители водили массивных животных и сновали дрессировщики. – Я полагал, что спектакли в «Лицеуме» грандиозны. В одном только четвертом акте «Фауста» было задействовано двести пятьдесят колдунов, демонов, бесов и гоблинов. Но это… привезти через океан сто животных-актеров и несколько сотен людей, исполнителей и рабочих – поразительно! Ирен, я рад, что вы дали мне возможность продолжить знакомство с полковником Коди, – добавил он с низким поклоном. – Генри Ирвинг и Эллен Терри участвовали в его чествовании по случаю приезда шоу «Дикий Запад» в Лондон в прошлом году, но, боюсь, я затерялся среди таких личностей, как Оскар Уайльд и другие знаменитости. Поэтому я рад новой возможности увидеть работу полковника. Я могу многое узнать у Буффало Билла о животных, реквизите и статистах для «Лицеума». А вот и он.

– Стокер! – закричал высокий экстравагантный человек, который шел к нам, словно ожившая афиша.

Длинная желтая бахрома на его рубашке и брюках из оленьей кожи развевалась в такт энергичной походке. Голову венчала небрежно надетая светлая фетровая шляпа с лихо загнутыми полями. И что за гордая и удивительная это была голова – почти исполинская, словно косматые головы бизонов, охотой на которых был известен полковник и которых он привел почти на грань вымирания. Хотя он щеголял усами и козлиной бородкой, длинные волнистые волосы ниспадали по спине совсем как распущенные женские локоны.