— Пора. — Митрианна кивнула Арнелле.

Чернушка резко выбросила руку… ой, нет, не просто руку — она метнула нож. Он надрезал канат, который удерживал клетку.

Над моей головой раздался тихий, но очень опасный треск. Вес стал слишком велик для поврежденной веревки… и она рвалась. Еще и гьета что-то сделала. Я так и не поняла, что, но по веревке черной змейкой скользнул ее туман. Видимо, она была каким-то непонятным мне образом укреплена, потому что простой канат, даже очень-очень прочный, просто не выдержал бы вес клетки вместе со мной.

Ой, мама…

Клетка сильно накренилась. Не в силах больше сдерживать себя, я закричала. И зажмурилась, боясь посмотреть близкой смерти в лицо.

Будь прокляты эти оборотни! Ненавижу их!

По замерзшим щекам покатились горячие капельки.

События неслись со скоростью света. Треск… Веревка лопнула! И ровно в тот же миг над местом боя волков что-то ослепительно вспыхнуло, я это даже с закрытыми глазами поняла. Клетку сильно мотнуло… и опять треск! А вслед за ним — тишина… Только гулкие удары сердца слышны.

Все, меня уже расплющило?

Наверное, чтобы из головы вылетели дурные мысли, клетку снова тряхнуло.

Непорядок какой-то! Что-то слишком долго мы с ней падаем… И вокруг подозрительно тихо… Я осторожно приоткрыла один глаз.

— Мамочка… — на этот раз произнесла вслух.

Волки застыли, с жадностью наблюдая за происходящим. Лан… он стоял в том самом месте, где некоторое время назад начался бой. В человеческом, хоть и изрядно потрепанном, облике. Губу он прокусил сам, из разбитого носа тонкой струйкой сочилась кровь. Оценить другие повреждения мешали темные цвета одежды.

Все внимание было приковано к его рукам. Красивые кисти окутывало облачко тумана, точно такого, как у бабки, только белого. Парень неотрывно смотрел на клетку, а та все падала… вверх.

Опять треск, еще раз тряхнуло, где-то над головой блеснула новая вспышка. Страшная смерть отменяется?

Среди гор пронесся слаженный вздох. Видимо, да.

Дрожа всем телом и чуть слышно подвывая, я сползла на пол. Разжать одеревеневшие ладони не получилось, и на толстых прутьях из светлого дерева остались кровавые следы. Плевать! Я буду жить!

— Джая!

Лан стряхнул с пальцев клочья тумана и бросился ко мне.

Перед глазами плыло.

— Я убью тебя, — тихо и как-то опустошенно сказал Ланхольт.

— Но ведь сработало! — рассмеялась его бабка. — Не знаю, кто для тебя эта маленькая человечка, но я все верно рассчитала. Твой дар «включился» ради нее!

Шагах в десяти шумно вздохнули.

— Это ты должна была сидеть в той клетке, — прохрипел Лан.

— Ради меня ты бы и пальцем не пошевелил, — немного ревниво заметила старуха. — О порывах души вообще молчу.

Как раз в этот момент я поняла, что жутко замерзла и вообще лежу на холодных камнях. Нет, они точно садисты мохнатые!

Пришлось открыть глаза, чтобы все проконтролировать.

Взгляд тут же заметался по сторонам, подмечая детали. Итак! Клетка висела на том же месте, только теперь из нее были выломаны некоторые прутья. Я чуть повернула голову… Оборотни продолжали стоять полукругом. В центре — измученный Лан и гьета, сжимающая в руке небольшой жезл.

На меня никто не смотрел.

— Остался последний штрих, — пробормотала Митрианна. — Финальная точка.

И она подошла к ближайшему мужчине с факелом и сунула конец жезла прямо в огонь. Во мне шевельнулись нехорошие подозрения, но из-за недостатка сил так и не оформились в конкретную мысль.

Лан начал расстегивать рубашку.

Когда она упала к его ногам, старая дама удовлетворенно хмыкнула:

— Скрываешь шрамы?

— Оно само так получается, — буркнул блондин.

Гьета повела свободной рукой, слегка перебирая изящными пальчиками, и обнаженную спину разноглазого окутал его же белесый туман. Он стремительно таял, обвисая клочьями, а потом исчез совсем. И мои глаза расширились от ужаса и изумления.

Вся спина Ланхольта была изрезана кривыми белыми рубцами. Они начинались на плечах и терялись под ремнем джинсов. По стае пробежал ропоток.

А я… будь у меня чуть больше сил, разозлилась бы. Зачем она ворошит болезненное прошлое? Хочет ужалить побольнее? Унизить перед всеми?

В общем, я безмолвно негодовала не в силах подняться, а жуткая старуха тем временем перешла от пыток моральных к пыткам физическим. Наконечник жезла слабо мерцал оранжевым цветом, когда она отняла его от огня. Оборотень, который держал факел, чуть заметно поклонился.