Госпожа Хотару провела мальчика по дорожке к бассейну с водой, где он умылся и прополоскал рот. Оставив его наедине со своими мыслями немного отдохнуть на скамейке возле водоема, она быстро вернулась в дом, прошла в потайную комнату без окон, напоминавшую кабинет алхимика, и зажгла масляный светильник. В помещении, напоминавшем деревянный сундук больших размеров, находилось много сосудов разнообразных размеров и форм как стеклянных, так и керамических, несколько каменных ступок, перегонный куб, жаровня, а под потолком висели пучки лекарственных трав и кореньев. Похоже, Хотару-сан кое-что смыслила в тайной науке синоби.

Она налила в чашку какую-то жидкость, макнула туда лоскут, в который было завернуто нэцкэ, и на светлой ткани явственно проступили очертания иероглифов. Госпожа Хотору прочитала послание, с удовлетворением улыбнулась и бросила лоскут на низенький столик. Она и впрямь была довольна собой, точно рассчитав время появления юного земляка в своем доме. Сообщение о его прибытии принес ей почтовый голубь.

Хозяйка дома потушила светильник, щелкнул замок, и в тайной комнате воцарилась темнота. Но сумей кто-нибудь в этот момент рассмотреть тканевый лоскут, его удивлению не было бы пределов. Прежде ясно видимые иероглифы вдруг начали терять очертания, расплываться и спустя какое-то время они вообще исчезли. Для непосвященных в тайны ниндзя это было сродни волшебству.

Такой способ передачи сообщений впервые придумала знаменитая куноити Чийоме Мочизуки. Она была женой военачальника-самурая. Когда ее муж ушел на войну, а Чийоме осталась на попечении дяди мужа, известного даймё Такэда Сингэна, он дал ей задание завербовать побольше женщин, чтобы они образовали подпольную шпионскую сеть. Чийоме привлекла к этому делу около трехсот молодых девиц – в основном сирот, бывших проституток и жертв войны. Соседи Чийоме Мочизуки считали, что богатая аристократка содержит неофициальный приют для пострадавших девушек, а на самом деле она обучала их тайному ремеслу синоби.

Более опасных особ, чем ее ученицы, трудно было представить. Они действовали в разных обличьях. Врагу Такэды Сингэна безопасней было провести ночь в постели с ядовитой змеей, нежели с воспитанницей Чийоме Мочизуки. Похоже, и госпожа Хотару имела какое-то отношение к этой опасной персоне, но Гоэмон об этом даже не думал, хотя его мать Морико, опытная и в свое время удачливая куноити, предупреждала сына о коварных искусительницах Чийоме Мочизуки, с которыми ей иногда приходилось соперничать. Увы, он пока ничего не смыслил в тайных политических игрищах, которые затевали владетельные князья и сёгун. В данный момент изрядно проголодавшегося за дорогу юного синоби больше волновал пустой желудок, и он с нетерпением ожидал возвращения «тетушки».

По правде говоря, Гоэмон, сидя на скамейке, сильно волновался. Возможно, тому способствовала непривычная обстановка, а может, какие-то странные булькающие звуки, при некотором усилии воображения превращавшиеся в довольно унылую, мрачную мелодию. Юный синоби даже не удержался и попытался найти источник этих звуков. А когда нашел, то с облегчением вздохнул: это была суйкинкуцу – своеобразное музыкальное приспособление, используемое в садах. Оно состояло из перевернутого и зарытого в землю большого кувшина, над которым стояла лужица. Капли воды, постепенно проникая в кувшин через отверстия в его донышке, издавали, в общем-то, приятные булькающие звуки, которые напоминали несложные мелодии. Звуки суйкинкуцу можно было сравнить с колокольчиком или японской цитрой кото.

Возвратившись, госпожа Хотару пригласила Гоэмона в чайный домик, и он, оставив свою обувь на специальном камне и низко пригнувшись, нырнул в дверь, высота которой не превышала трех сяку [35] . По древней традиции гость должен был буквально вползать внутрь чайного домика для того, чтобы он смирил свою гордыню и буйный нрав.

Комната, в которой оказался Гоэмон, была лишена каких-либо украшений, кроме чайной посуды и висящего на стене свитка с изречением. Согласно традиции, выразив восхищение красотой старинной посуды и нелакированного керамического чайника, юный синоби уселся за низенький столик. Госпожа Хотару разожгла в специальной жаровне огонь, подвесила над тлеющими угольями чайник, бросила в жаровню благовония, и по комнате разлился приятный сладковатый запах. После этого она подала рис (много риса! не поскупилась…), маринованные ростки бамбука и на десерт большой кусок рисового мармелада. Гоэмон уплетал все это, особо не церемонясь, как истинная деревенщина, а госпожа Хотару наблюдала за ним с затаенной усмешкой и грустью. Видимо, она вспоминала свои юные годы.

Затем приступили, собственно, к самой чайной церемонии. Госпожа Хотару взяла чайную мисочку, метелочку для размешивания чая, бамбуковый совок, салфетку и все это положила возле кувшина с водой. Затем она совочком насыпала в мисочку растертый в фарфоровой ступке зеленый чай, залила его горячей водой, долго размешивала и под конец этого действа добавила еще немного горячей воды. Получился очень густой напиток, похожий на суп. Судя по количеству чая, который хозяйка дома засыпала в чайную мисочку, он получился очень крепким, бодрящим, как раз такой, какой и нужен был юному синоби, чтобы восстановить силы.

Конечно, чайная церемония была несколько скомканной и не совсем соответствовала этикету – Гоэмон не принадлежал к числу очень уважаемых гостей, тем не менее гостеприимство госпожи Хотару было выше всяких похвал.

По окончании чайной церемонии госпожа Хотару провела Гоэмона в дом и показала ему крохотную комнатку, которая на какое-то время должна стать его пристанищем. С виду дом казался небольшим, но внутри был на удивление просторным, потому что в нем отсутствовала мебель, а внутренние перегородки раздвигались. Особенно понравилась Гоэмону его постель – татами. Они давно стали обыденными в домах аристократов и состоятельных горожан. Это были маты из рисовой соломы, плотно набитой внутри покрышки, которую ткали из тростника. Отдыхать на татами – одно удовольствие. Это не то, что на тонкой циновке, постеленной на жестком полу, как в родной деревне.