Невозможно передать бешенство и удивление Кучильо, когда он, спрятавшись за ветвями деревьев, увидел, что к Хозе присоединились еще два человека, из коих в одном он тотчас узнал Розбуа, виденного им за несколько дней перед тем в борьбе с тиграми, а в другом — гамбузино Тибурцио, уже дважды спасшегося от его покушений.

Смертельный холод прокрался в сердце Кучильо. Он был насмерть поражен такой неожиданностью, ибо вновь приходилось ему бежать из долины, куда его, казалось, не пускала какая-то страшная сила.

К счастью для бандита, глубокий туман, еще стоявший в верхних слоях воздуха, скрывал его от взоров охотников, которые уже начали подниматься наверх.

Воспользовавшись этим промежутком, Кучильо поспешил спуститься с утеса с другой стороны, но не успел сойти вниз, как в отдалении показались дон Эстеван и его спутники. Это было новой причиной удивления для бандита, который, однако, успел вскоре обдумать свое положение и решился спрятаться в воде озера с твердым намерением выждать исхода предстоящего столкновения между спутниками дона Эстевана и тремя охотниками.

Дьявольская радость охватила его помутившийся ум, и его трясло от холода и нервного озноба. Кучильо походил на хищную птицу, парящую в облаках в ожидании добычи после окончания кровопролитной битвы.

Кучильо не трудно было предвидеть, что между Тибурцио-Фабианом и доном Эстеваном должна была возгореться кровопролитная битва, и он решил дождаться ее исхода.

Между тем всадники подъехали так близко, что Розбуа мог уже различить их костюмы.

— Эти четыре всадника из мексиканского лагеря, — произнес он.

— Так и есть! — воскликнул Хозе. — Я говорил, что мы попадемся здесь, как гуси в загоне.

— Тс! — возразил Розбуа. — Предоставь мне позаботиться об освобождении вас из этого затруднительного положения. Ничто не доказывает, что за этими всадниками следуют другие, и, во всяком случае, положение наше на этой высоте так благоприятно, что мы в состоянии здесь защищаться против целого племени дикарей. Да притом пока не видно, чтобы всадники эти хотели здесь остановиться. Я буду наблюдать за ними.

С этими словами канадец улегся на утес таким образом, что голова его совершенно скрылась между каменьями. Оставаясь в этом положении, Розбуа ни на минуту не терял из виду всадников, которые были уже так близко, что можно было слышать топот их коней, хотя звук их голосов еще нельзя было различить.

Между тем всадники остановились и начали между собою совещаться.

— Зачем такая проволочка, Диац? — говорил с нетерпением дон Эстеван, обращаясь к своему поверенному. — Время не терпит, а мы и без того потеряли день.

— Благоразумие велит быть осторожными, прежде надо предпринять осмотр.

— Разве описание Кучильо не согласуется с характером этой местности?

— Мы у цели! И негодяй должен скрываться где-нибудь здесь поблизости, потому что только сейчас мы видели его следы, шедшие по направлению к утесу; может быть, он не один, — в таком случае нам следует быть настороже.

Дон Эстеван презрительно покривил губы.

— Диац, по моему мнению, прав, — вмешался Барайя, — я убежден, что видел только что на вершине утеса тень человека.

— Все эти жертвенные приношения, выставленные индейцами у входа в ущелье, доказывают: они часто посещают это место, — прибавил со своей стороны Ороче. — И потому эта местность, надо думать, вовсе не так пустынна, как кажется. Индейцев следует опасаться еще более, нежели Кучильо, и жизнь нашего милостивого господина не должна подвергаться опасности! Мало завладеть богатствами, надо еще остаться в живых, чтобы воспользоваться ими.

— Ба! — прошептал Розбуа. — Между этими всадниками я узнаю человека, которого я в ту ночь видел у водопада. Это тот самый человек, которого все называют доном Эстеваном, но… но который в действительности не кто иной, как дон Антонио Медиана… которого судьба наконец передает в наши руки!

— Дон Антонио Медиана? — повторил Фабиан. — Возможно ли это? Не ошибаетесь ли вы? Ба! — воскликнул Фабиан. — Я тоже вижу его. Это перст Божий привел меня против моей воли к этому проклятому месту.

Что касаемо Хозе, то он сначала молчал, но, услышав столь знакомое ему имя, он тоже быстро поднял голову. В его глазах читалась бесконечная ненависть, и воля его, казалось, старалась измерить пространство, отделявшее их от всадников, но расстояние было еще так велико, что даже такой искусный стрелок, как Розбуа, не был бы в состоянии попасть в кого-то из всадников; поэтому Хозе прилег опять за выступ утеса.