Шрифт:
шею, посылали воздушные поцелуи, как если бы их могли заметить сверху.
Сейчас в Москве ноябрьский парад в разгаре. Проходят, или, наверно, уже прошли, военные академии...
Войдут, или, может быть, уже вошли, из двух проходов по сторонам Исторического музея шумные
лавины танков. И в тот же момент показываются в небе первые группы самолетов. Публика будет
аплодировать...»
Это было 7 ноября 1938 года. В тот день Франко собирался войти в Мадрид. В тот день Смушкевич
должен был вести свою бригаду над Красной площадью. [63] В этот день Дуглас следит за первым
воздушным боем своих «чатос» над испанской столицей.
Всего семь минут продолжался воздушный бой над центром Мадрида, но значение его было огромно.
Фашисты, еще не веря в то, что их безраздельному хозяйничанью в воздухе пришел конец, пытаются
возобновить налеты на город, но каждый раз их встречают в небе истребители республиканцев.
Инициатива в небе над Мадридом медленно, но неуклонно переходит в руки республиканских летчиков.
Штабисты подсчитали, что из предпринятых в ноябре — декабре 1936 года авиацией мятежников ста
десяти налетов успехом увенчались лишь сорок, и то в большинстве своем ночью.
Таковы были первые практические результаты воздушной обороны Мадрида. Но, конечно, неверно было
бы объяснять успех республиканцев исключительно быстротой их появления на поле боя. Противник у
них был не из робких. Асы из легиона «Кондор» и преисполненные самоуверенности после «победы» над
Абиссинией итальянские летчики от одного вида атакующих их самолетов бежать не стали бы. Для этого
их надо было сначала крепко побить. А сделать это можно было, лишь выявив их уязвимые места. Были
ли такие? Разумеется. И Дуглас их настойчиво искал.
День, как правило, он начинал с вылета на разведку. Участвовать в воздушных боях ему запрещалось. Но
усидеть на земле, когда все воевали, он не мог. И однажды вылетел к Мадриду вместе с эскадрильей
Ивана Копца.
Над городом набрали высоту. Все небо вокруг было покрыто похожими на айсберги облаками. Такую
облачность любят «Юнкерсы». Только Дуглас [64] успел подумать об этом, как заметил их, идущих своим
излюбленным строем — ромбом. Удивило, что не видно истребителей прикрытия. Но раздумывать было
некогда: внизу Мадрид, и, нажав ручку управления «от себя», он кинул свой «И-15» вниз.
Атака!
Истребители республиканцев были для «Юнкерсов» неожиданностью. Нарушив строй, забыв о бомбах, которые им надо было сбросить на город, они начали удирать. Республиканцы их преследовали.
В азарте погони никто не заметил, как из-за облаков вынырнули «Хейнкели» и «Фиаты». Они шли
сомкнутым строем. В этом было их преимущество. Стремясь использовать его, они ринулись на
разомкнутый строй республиканцев. Однако наши летчики не растерялись. Быстро сориентировавшись, они начали пристраиваться к первому же замеченному своему самолету, образуя звенья.
...Дуглас по номеру на борту узнал Копца. Иван отбивался от наседавших на него трех «Фиатов». Резко
кинув машину в пике, он дал очередь, и один из «Фиатов», оставляя за собой черные клубы дыма, отвалился. Но в то же время Дуглас заметил падающего на него сверху «Хейнкеля». Он успел вовремя
развернуться, но фашист не отставал, стремясь зайти к нему в хвост. Это, видимо, был один из тех асов, что не летают в общем строю, а курсируют над всеми, выискивая себе добычу.
«Ну, ладно. Посмотрим, что у тебя выйдет», — подумал Дуглас и вошел в вираж. «Хейнкель» последовал
за ним. Неизвестно, успел ли фашист понять свой промах, потому что в ту же минуту у него на хвосте
сидел «И-15» Дугласа, а еще через мгновение все было кончено. [65]
Дуглас мастерски использовал превосходство своей машины в маневренности.
Два сбитых самолета в одном бою! Есть от чего быть взволнованным. Правда, Дуглас старается всячески
сдержаться, ничем не выдать своих чувств. Но Сергею Колесникову, сменившему Тархова на посту
командира «И-16», все понятно. Его сухое, резко очерченное лицо освещает мягкая улыбка.
— Неплохо дрались, — говорит он.
— Вроде бы, а все-таки, знаешь, не очень радостно на душе. — Дуглас задумался. — Уж очень как-то
случайно все вышло...
— Случайности в нашем деле немало значат, — сказал Колесников. — Заметить, что у Ивана на хвосте