Конни отдала мне телефон и пожала плечами. Она не знала.

Персональные данные похищают у человека с целью отъема денег. И где же в этой истории имел место отъем денег? Аноним тут постарался или кто-то пострашнее? А может, все это – только начало некой невообразимой аферы, лишь обретающей очертания за брандмауэром, который надежно закрывает мне вид на происходящее? И в итоге я окажусь не жертвой чьей-то гнусной интернет-деятельности, но преступником?!

То, что писалось от моего имени, как будто имело большое значение, несло некий древний посыл. Я отвернулся если не в гневе, то… в смущении, наверное. Мне почему-то было совестно. Конечно, все это написал не я, а некий злоумышленник, куда более решительный и загадочный Пол О’Рурк, которому было что сказать (в отличие от меня). Я ничего не писал в Интернете (если не считать редких комментариев о «Ред Сокс»), потому что, признаться, настоящему Полу О’Рурку совершенно нечего было сказать людям.

Я вернулся к работе. Мне совершенно не хотелось возвращаться к работе. Это не значит, что я не люблю свою работу, но стоило мне представить, как я опять сяду к креслу, буду принимать у Эбби инструменты, включать лечебно-диагностическое оборудование… ну уж нет. Все это слишком понятно и знакомо. Однако прошло буквально пять или десять минут, как в голове у меня что-то щелкнуло, и я вновь смог сосредоточиться на работе: переходил от одного пациента к другому, добродушно болтал, заменил зуб, сконструировал новую улыбку для будущей невесты. То, что я целыми днями сижу в четырех стенах и рассказываю людям о важности регулярного использования зубной нити, отнюдь не портит мне тех мимолетных мгновений, когда я чувствую себя живым. Несмотря на знакомую давящую обстановку, докучливость коллег и упрек, который я вижу в глазах большинства пациентов, потому что причиняю им колоссальный дискомфорт (и это еще мягко сказано), в моей жизни бывают поводы для радости. Вдовы, которые приходят выпрямлять зубы. Дети, преодолевающие панический страх. И все те, кто регулярно пользуется щеткой, нитью и ирригатором, кому не надо читать лекций – после кратковременного лечения они выходят от меня с заслуженной улыбкой. Значит, я не зря тружусь. Мое призвание – это дар, лучшая защита от приступов хронической ненависти к самому себе.

В тот день ко мне пришел пациент с параличом Белла. Ночью он проснулся от ощущения, что ему перекашивает лицо. Этот необъяснимый неврологический недуг обычно поражает тучных и пожилых. Мой же пациент был еще молод, да и не слишком толст, однако я сразу подумал, что он недостаточно внимания уделяет своему здоровью. Передо мной сидел типичный перегруженный работой житель Нью-Йорка, чья нервная система решила в качестве доходчивого и наглядного акта возмездия на время искорежить ему лицо. Это случилось несколько дней назад и прошло бы еще ой как не скоро. Тем временем бедолаге пришлось лечить абсцесс. Обычно в результате паралича Белла лицо обвисает, но тут случилось обратное: правая щека приподнялась, а губы застыли в безумной собачьей ухмылке. Ухмылка эта и пролила свет на состояние его ротовой полости, которое к тому же резко ухудшилось в самый неподходящий момент. А может, они были взаимосвязаны, паралич Белла и этот жуткий абсцесс, грозивший пациенту потерей коренного зуба. Или он откладывал лечение до последнего, жил с абсцессом и не спешил его лечить, потому что тот не причинял ему никакой боли. Не обращал внимания, пока паралич Белла не выставил эту красоту на всеобщее обозрение, когда все и так пялились на беднягу с оскалом добермана.

Технологии сегодня здорово шагнули вперед; раньше пломбировка канала была той еще морокой, а если канал имел какое-нибудь странное ответвление, то вычистить из него гниль было все равно что попытаться воткнуть в розетку вилку загораживающего ее холодильника.

Когда я заканчивал, в кабинет постучала Конни и сказала, что меня просят к телефону.

– Это Талсман, – сказала она.

– Это Талсман, – сказал Талсман в трубке. Талсман называл себя Талсманом.

Оказалось, сайт зарегистрирован на некоего Эла Фруштика.

– Фруштик… Знакомая фамилия.

– Очень смешная. Почти «фруктик», – как нельзя кстати подсказал мне Талсман. От него всегда одна польза.

Я повесил трубку.

– Проверь, есть ли у нас пациент по фамилии Фруштик.

Десять минут спустя Конни принесла мне карту Эла Фруштика. Последний раз он был у нас в январе, когда сообщил, что улетает в Израиль.

– Ха! Так я его помню! Он еще сказал, что с удовольствием бы тебя трахнул.

– Что?!

– Ну да! Он был под газом. Бетси! – закричал я. – Это наш пациент!

Она сидела в соседнем кабинете и чистила кому-то зубы.

– Какой еще пациент? – прокричала она.

– Который сидел тут и медитировал! Помните?

– А?

– Тибетский монах! Просил вырвать ему зуб без анесте… А, ладно. Эл Фруштик, – сказал я Конни. – Вот, значит, кто постарался!

– Чем вы ему насолили?

– А чем я солю всем своим пациентам? Лечу гнилые зубы. Но он мне что-то странное сказал напоследок… Когда я выпроваживал его за дверь, он сказал…

– Что?

– Он летел в Израиль не потому, что он – еврей. Я помог ему надеть пальто, и он сказал что-то… про национальность или вроде того… Я подумал, это он под газом чушь всякую несет…

– Про национальность?

Я попытался вспомнить, но не смог.

Здравствуйте, Эл Фруштик, – написал я. –

Я вылечил вам зубы, и вот как вы меня отблагодарили?

На следующий день сайт изменился. На моей страничке появился еще один библейский или псевдобиблейский текст, причем внушительных размеров – что-то вроде гомилии или притчи. Начиналась она с длиннющей родословной, которые всегда нагоняют на меня тоску, когда я пытаюсь прочесть Библию: такой-то и такой-то сперва входил к жене своей, потом к наложнице, а потом, выпив энное количество гинов вина, и к дочерям. У всех персонажей были имена как у фигурок из «Звездных войн», что расставлены вдоль стен игрушечных магазинов (аксессуары не прилагаются). Одного звали Тин, который родил Мамукама, у которого была жена Гополохоль. Дальше Тин и его родня не упоминались, но они явно были зачем-то нужны. Двигаясь дальше по этому веселому паровозику из посредников и побочных персонажей, мы наконец добирались до Агага, царя Амаликитского. Амаликитяне были могучим племенем вельмож, потомками Авраама, и мирно жили на тучных пастбищах Хацацона. У них был скот: верблюды, овцы, быки. «И было их, готовых к сражению, вооруженных всякими военными орудиями, сто двадцать четыре тысячи и пять сотен, в строю, единодушных», – гласил текст на странице с моей биографией.

Однажды на амаликитян напали пришедшие с запада израильтяне. Они избрали жертвами слабых и немощных, которые не могли обороняться, угнали их верблюдов и скрылись бегством. Амаликитяне разозлились и начали готовиться к войне. Но тут появился Моисей. «Склонился он пред Агагом с жертвою повинности и сказал: «Услышь слова мои, умоляю; не вмени Израилю греха сего, ибо четыреста тридцать лет держал нас фараон в рабстве». Моисей поведал Агагу о долгом плене, о мучительных скитаниях по пустыне и о завете того единственного Господа, который теперь их покинул. Он умолял Агага простить его народу эту наглую выходку, потому что они были голодны, напуганы и измождены. «И смилостивился Агаг, и взял масла и молока и теленка приготовленного, и поставил перед ними, и они ели. И одарил Агаг израильтян многими ефами льна и мерами ячменя и многочисленными благовониями».