— Что?

— С сегодняшнего дня придется тщательно обдумывать каждый шаг. Бывает, тебе кажется, что ты шагаешь прямиком к цели, а на самом деле твои поступки заводят тебя в противоположную сторону.

— Точно, причина и следствие никак не связаны. Вместо Мессии будет Сиддхартха?

— Дешевый потребительский буддизм многих сбивает с толку, — нахмурился Габриэль.

София вздохнула, взбила подушки и села.

— Похоже, ты не большой поклонник предопределения.

— Мне понятна концепция, но она почти не оставляет места для личного выбора.

— Кто бы говорил! По-моему, у меня тоже с выбором не густо. Ты вламываешься в мой дом, полощешь мне мозги, потом сваливаешь…

— Хватит! — простонал Габриэль. — Ты сказала «да»! — Он вздохнул, откусил маленький кусочек тоста и положил его на тарелку. — По-моему, главное — выбор, решения, которые принимаешь в процессе, а не само достижение цели. Бывает, что достижение и не предусматривается.

— А, теперь понятно, почему мне постоянно чего-то не хватает.

Габриэль снова принял суровый вид, но на Софию это не произвело никакого впечатления: с такой доброй физиономией путь в строгие наставники ему был заказан.

— София, ты постоянно неудовлетворена, потому что все, за что ты берешься, не приносит тебе истинного удовольствия. Ты не прикладываешь достаточно усилий и до сих пор не знаешь, что с собой делать.

— А разве у меня не появилась цель в жизни — воспитать Мессию?

— Ты слыхала, что многие матери работают? Неужели ты не хочешь большего от жизни?

— Черт, в какие дебри ты залез. Можно я просто укроюсь одеялом и спрячусь от всех? Пусть Господь обо всем позаботится.

— О еде и жилье никто, кроме тебя, не позаботится.

— Отлично. Тогда я на алименты подам.

Габриэль улыбнулся, поставил поднос ей на колени и протянул чашку кофе.

— Расскажи о твоей первой любви.

— Давай лучше я еще раз попытаюсь объяснить тебе, почему вся эта затея с ребенком меня так жутко пугает.

— Мне известно почему. Расскажи о первой любви.

— Я думала, ты все про меня знаешь.

— Но не с твоей точки зрения.

— А это важно?

— Возможно.

— Для чего?

— Для того чтобы понять, как быть дальше. Первая любовь все определяет, сознаешь ты это или нет.

София взяла чашку, вонзила зубы в тост с абрикосовым джемом и минуту смотрела на Габриэля, взвешивая: рассказать или вышвырнуть его вон. Но вспомнила свою руку на его ягодице и подумала, что неприлично рассчитывать на очередной ангельский секс, отказав в детальной информации об одном из ее увлечений. Независимо от всего прочего, любой потенциальный любовник заслуживает того, чтобы поведать ему хотя бы об одном из прошлых загулов.

— Ладно, слушай… но предупреждаю, тебя может вырвать. История тошнотворная.

В восемнадцать лет София работала в Лиссабоне, куда приехала из Японии. Четырехмесячный контракт: обслуживать столики и танцевать в одном боа из перьев для оживления атмосферы — пять раз за смену, каждые два часа. Дни, разорванные сменами, голова, раскалывающаяся от боли. Но Лиссабон был ближе к дому, чем Япония, и за четыре месяца она раза два смоталась к мамочке и папочке в надежде убедить их, что деньги на балетную школу потрачены не зря и она по-прежнему хорошая девочка. По-прежнему хорошая маленькая девочка.

Каковой она и была в то время. София лишь недавно закончила безнадежный роман, длившийся три месяца, с американским учителем, преподававшим английский в Киото. Он провел в Японии пять лет — рубаха-парень со Среднего Запада медленно преображался в мечту голубого рисоеда. Парень был гомосексуалистом, хотя еще не догадывался об этом. София надеялась, что ее отъезд с нежного Востока на пряном рейсе откроет бывшему возлюбленному глаза на его истинную гендерную сущность. Иначе она не могла объяснить, почему он часами целовался с ней, отвергая иные ласки, с готовностью откликаясь лишь на предложение сделать минет. В восемнадцать лет София подумывала о том, что пора встретить парня, который предложит немножко больше, чем свежее мятное дыхание и прелестные очертания крайней плоти.

София стремилась к первой любви, к своему первому мужчине. И не боялась его потерять. Прежде она никого не любила всерьез, не испытывала неодолимого желания перейти от сплетения языков к генитальному переплету. В каком-то смысле она берегла себя. Необязательно для чего-то самого лучшего, но и не для тех безобразий, которыми кишели истории о первых мужчинах. София вдоволь наслушалась про задние сиденья в машинах, кусты в парке и кабаньи тропы в лесочке. Она давно решила для себя: девушка, которую так пестовали и лелеяли, заслуживает большего. София хотела атласных простыней и настоящего шампанского — в придачу к тому Единственному. И желательно поскорее.