Кошачья еда, наполнитель для кошачьего туалета, собачья еда, шнурки для мальчишеских кедов, диетическая кола для Катарины, настоящая кола для него, «Пепси-макс» для не перебесившихся подростков, апельсиновый сок, клюквенный сок, деревенская курица, инкубаторная индейка, максимально жирные сосиски, джем по старинке с консервантами, деревенские яйца, масло, сыр, три белых, крупно порезанных батона, восемь кусков семги, пиво, виски, вода, вино, София. Длинные руки, крашеные черные волосы коротко стрижены, голая шея. Португальское вино. Легкие кожаные босоножки, ногти на ногах пронзительно-розовые. Кофе, густой, черный и сладкий. Пирожные с заварным кремом и миндалем. Ромовые бабы. Белые простыни, хрустящие под ее спиной, мягкое прикосновение к его горлу, твердое — к ее подбородку. Белая рубашка, черные шорты, никакой косметики. Прохладные руки, тонкие пальцы, гибкая спина. Десять лет не срок, и не забыл ли он чего-нибудь? Не забыл ли он чего-нибудь из списка, с которым пришел в магазин? Софию.

Она стоит перед его тележкой. Стоит у него на пути. София, приподнявшись на цыпочках, тянется к верхней полке. София тянется к мужчине напротив нее. Левой рукой она хватает банки с верхней полки, на согнутой правой висит наполовину заполненная корзинка, ребра оголяются, натренированные вертикальные мышцы скользят вниз по крепкому заду, по длинным бедрам, небрежно задрапированным в свободные летние шорты. София одета скорее для работы, чем для магазина. В супермаркет за банкой печеной фасоли и мужем. София не заметила Зака, она пока не готова его заметить. София видит только Габриэля справа от себя, тот кивает: контакт установлен, ей пора приниматься за дело. София видит только, как Габриэль исчезает в конце прохода; любопытно, думает она, заметил ли кто-нибудь, что он не шагает, но парит, и видит ли его вообще кто-нибудь. Не проходит и десяти секунд с его исчезновения, как привычный страх возвращается с утроенной силой, и то, что представлялось нормальным и необходимым сегодня утром, теперь кажется полным идиотизмом.

В устах Габриэля все звучало предельно просто:

— Ты столкнешься с Заком, попьешь с ним кофе, поболтаешь о том о сем. Неважно, будешь ли ты красивой или заурядной, это не имеет значения и ни на что не повлияет. Он все равно попросит тебя пойти в свидетели.

— Ага, проще некуда. Только зачем надо обязательно посылать меня в супермаркет?

— Чтобы все выглядело естественнее.

— Чтобы все выглядело еще страшнее.

Рядом с Габриэлем она была готова на все, но теперь жалела, что согласилась на эту безумную затею. Надо прекратить соглашаться на что угодно. Надо прекратить с готовностью соглашаться с Габриэлем. Правда, сначала она должна понять, чего она от него хочет — ангельской службы безопасности или чего-то еще. Скорее всего, чего-то еще, но с этим можно подождать. До следующего сеанса вожделения. До тех пор, пока она не убедится: он способен не только трахаться по ночам, но и оставаться на месте по утрам. Что касается Зака, она всего лишь оказывает ему услугу. Габриэль развеял ее сомнения по поводу новой встречи с Заком: ей не раздуть старое пламя, которое, твердо настаивал Габриэль, она должна изничтожить.

— Этому не бывать. Он любит Катарину.

— Ну спасибо. А я-то думала, что у меня есть шарм.

— Есть. Но ему сейчас не до того. Он принял решение.

— Всего за месяц?

— Всякое бывает. Сейчас он думает только о женитьбе, об осуществлении своей мечты.

— А как насчет иммиграционных властей?

— А что такое?

— Вдруг у них возникнут вопросы по поводу Зака и Катарины?

— Ты на них ответишь. Но это мы оставим на крайний случай.

— Ты же говорил, что от меня зависит их будущее!

— Верно. Но прежде всего от тебя зависит твое будущее: ты должны выкинуть его из головы.

— Приятно, когда верят в то, что я умею распоряжаться своей головой. Что же, ему без проблем позволят здесь остаться?

— У него есть деньги, София. Отцовские деньги. Правда, теперь их не так много, как было, когда ты с ним познакомилась.

— Папочке не нравится Катарина?

— Папочке не нравится, что все случилось так быстро, что она была замужем и что Зак намерен остаться в Европе. Но Зак теперь и сам работает, и, в конце концов, он же не приперся в Англию в трейлере под покровом ночи. Зак вполне состоятельный, чрезвычайно приличный и хорошо образованный американец.

— Разве за такими людьми не охотится бульварная пресса?

— Ни бульварная пресса, ни иммиграционные власти. Мир не совершенен. В своей стране Зак принадлежит к той категории людей, которая устанавливает правила, он и выглядит соответствующе. Здесь, в центре Европы, никто не станет изучать с лупой его документы. Очнись, София, он же не какой-нибудь черный.

И тут София впервые задумалась: а какого цвета другие ангелы.

Итак, она отправилась за покупками. Чего проще — отыскать среди полок своего мужчину. От нее требуется лишь войти в магазин среди бела дня и постараться избежать истерического припадка агорафобии. Тогда вперед, но аккуратно.

— О боже!

— Да неужто?..

— Точно.

— Сколько же…

— Десять лет!

— Как…

— А ты?

— Нормально… (Счастливее не бывает.)

— Отлично. (Беременна. Новым Мессией.)

Они разговорились о промелькнувших десяти годах, им внимали печеная фасоль и разгневанные покупатели. София потихоньку пробиралась к выходу, Зак был так возбужден, что покорно следовал за ней. О себе он рассказал ей большей частью правду, она — полуправду. Ту правду, которая оставалась в рамках нормальности. София поставила корзинку на край тележки Зака, и они вместе двинулись к кассе — София с облегчением, он в ошеломлении. Уплатили за покупки, уплатили за прошлое по сговорчивым кредитным картам. Никаких скидок за постоянство им не полагалось.

Зак выгрузил содержимое тележки в багажник машины и предупредил по телефону любовь всей своей жизни, что задерживается. Они отправились выпить кофе, он заказал чай, а она вспомнила о повестке дня. Осведомилась о Катарине, постаралась отделаться от болезненного ощущения, возникшего, когда она услыхала, как сильно он ее любит. Постаралась отделаться от глупых девичьих сантиментов и обиды на Зака, расписывавшего свою новехонькую любовь последней модели. Сколько мужчин было у нее самой после Зака, да и сейчас она была почти влюблена в Габриэля, и не она ли только сегодня утром приняла твердое решение: выдворить Зака из закоулков своего сердца, где он обретается в качестве утраченной, но ослепительной возможности. София видела, что Зак ей не нужен. Этот мужчина за сорок не вызывал у нее трепета, этот мужчина, более серьезный и взрослый, менее восхитительный и свободный, чем прежде, не привлекал ее. Но как же ей не хотелось расставаться с образом разудалого повесы ради нынешнего милого и степенного Зака, прихлебывавшего мятный чай. София легонько вздохнула и велела восемнадцатилетней девчонке, гнездившейся внутри, подрасти наконец и не мешать ей.