Я спросил, узнал ли он что-нибудь про Кантаветиклы, эту их священную книгу.

– Сильно пока не вдавался, но в Интернете о ней ничего нет. Сам я тоже первый раз слышу это название. Я позвонил паре специалистов, они поищут информацию, но я бы на вашем месте на многое не рассчитывал. Могу сказать вам только одно, – добавил он. – Все это очень похоже на правду.

В тот день ко мне пришел любопытный пациент. Он практически с порога заявил, что не может терпеть боль. Мы все испытываем страх перед болью, сказал он, но его страх гораздо сильней. Как правило, он вообще не ходит к стоматологам. Пластмассовые штуковины, которые мы засовываем ему в рот, чтобы сделать рентгеновский снимок, причиняют ему почти невыносимые страдания, по этой же причине он никогда не делает профессиональную чистку зубов. Пациент хотел, чтобы я просто заглянул ему в рот, посветил фонариком и определил, нет ли там раковой опухоли. Несколько месяцев назад он проснулся с чем-то вроде язвочки или стоматита во рту и понадеялся, что все пройдет само. Не прошло. Даже стало хуже, потому что он без конца трогал больное место языком. Я спросил его, сколько именно месяцев прошло с тех пор, и он ответил, что около шести или семи.

– Ладно, – сказал я, – давайте посмотрим.

Рта пациент не открыл.

– Ладно, давайте посмотрим, – повторил я.

Он даже поплотней стиснул челюсти, поджал губы и посмотрел на меня так, словно мы, потные и сексуально не удовлетворенные, только что встретились на боксерском ринге.

– Надеюсь, я ясно выразился, – сказал он. – Я пришел не за лечением. Мне плевать, если у меня зубной камень или воспаление десен. Не надо ничем меня трогать. Я не терплю боли. Мне неприятно это признавать, но, раз уж вы обязаны хранить врачебную тайну… вы ведь обязаны, не так ли?

– Да.

Ненавижу без конца заверять пациентов, что я обязан хранить врачебную тайну. Я не какой-нибудь жулик, остановившийся в городе проездом, чтобы сбыть с рук сотню пузырьков с волшебным зубным эликсиром.

– Я знаю, что там все плохо, – сказал он. – Вы захотите подлечить сначала одно, потом другое… Мне плевать. Я прошу вас уяснить это в первую очередь. Я не терплю даже самой незначительной боли. И анестезия – не выход. После того как анестезия отходит, все начинает болеть, а я не могу терпеть боль! Вам ясно?

Я отдал зонд Эбби и поднял руки, как разбойник, только что бросивший оружие на землю.

– Пожалуйста, успокойте меня и скажите это вслух. Вам все ясно?

– Мне все ясно, – сказал я.

Он открыл рот. Жить ему оставалось около полугода.

Я направил этого человека к онкологу, разделался с последним пациентом, и в клинике воцарилась благословенная тишина: телевизоры и аппаратура молчали, все мои коллеги занялись своими делами, и я наконец-то мог взяться за уборку и дезинфекцию. Вообще-то это обязанность Эбби, но в тот вечер мне самому захотелось немного поработать. Я продезинфицировал все стулья и протер лампы. Убрал все со столешниц и как следует их помыл. Вычистил раковины. Избавился от медицинского и обычного мусора. Затем подошел к столу в приемной, чтобы забрать мусор из корзины, и заметил на нем стопку старых медицинских карт. Их либо должны были занести в компьютерную базу, либо готовили к передаче в архив. Я вытянул наугад одну карту: Моди Маккормак. Дата последнего посещения: 19.04.2004. Я выбросил карту в мешок для мусора. Потом отправил туда всю стопку. Взял первую попавшуюся карту со стеллажа: Райан Кастнер. Дата последнего посещения: 08.09.2005. Долой! Я начал выбрасывать карты без разбора. В приемную выглянула миссис Конвой.

– Что вы делаете?

Я промолчал. Она вышла в коридор и вопросила:

– Что это вы тут устроили?!

Я развернул новый мусорный мешок и отправил в него еще несколько папок. Миссис Конвой выудила из первого мешка одну карту, открыла и внимательно изучила.

– Это нельзя выбрасывать. Вы что, не видели дату последнего посещения?

Я молча выбросил в мешок еще несколько папок.

– В соответствии с приказом министерства здравоохранения все сведения о пациентах клиники должны храниться минимум в течение шести лет. Этой карте только четыре года.

– Однако я ее выбрасываю.

– Нельзя! Американское стоматологическое сообщество…

Она перечислила сразу несколько рекомендаций Американского стоматологического сообщества. Мне было плевать на Американское стоматологическое сообщество. Мне почему-то стало плевать на все правила, нормы и профессиональную ответственность.

– Этим людям не помешает начать все с чистого листа. Я даю им чистый лист.

– Чистый лист?! Вы с ума сошли?

Я молча продолжал освобождать полки. Краем глаза я заметил в дверях кабинета Конни. Миссис Конвой приходилось открывать каждую спасенную папку и смотреть дату последнего посещения, я же мог выбрасывать их по дюжине штук за раз.

– Этот пациент был у нас в две тысячи восьмом! – вскричала миссис Конвой. – Нельзя выбрасывать его карту! У вас есть профессиональные обязательства…

Она завела шарманку о моих профессиональных обязательствах.

– Две тысячи восьмой давно закончился, – сказал я. – Этот клоун сюда больше не вернется.

– Откуда вы знаете? С чего вы взяли?!

Попытки миссис Конвой мне помешать становились все агрессивнее, и я работал все быстрее. Рядом с Конни теперь стояла Эбби, и они наблюдали за нами как дети, ставшие свидетелями жаркой ссоры между родителями.

– Они не вернутся! Никто не вернется! Ни через год, никогда!

– Это неправда. У нас необычайно высокий процент постоянных клиентов. Вы должны этим гордиться.

Миссис Конвой поведала мне, какой высокий у нас процент постоянных клиентов по сравнению с другими клиниками, в которых она работала.

– Вы должны этим гордиться, – повторила она.

Я отправил в мусор охапку карт.

– Какая разница, вернутся они или нет? Никакой! Всем плевать!

Я схватил двадцать карт зараз и швырнул в мешок.