Шрифт:
Они немного прошлись с Айшей, прежде чем позавтракать на балконе квартиры Лизи. В одном углу все еще стояла пустая бутылка лимончелло. Правда, полную пепельницу она убрала. Ее затошнило при одной мысли о сигаретах. К счастью, курила она только раз в год.
— И вот из-за этого свежего хлеба ты и живешь в Берлине? — с некоторым недоверием спросил Август, выглянув на улицу и на кладбище.
— Да, в том числе и из-за этого, — сказала Лизи.
Еда сморила обоих. Город все равно начнет просыпаться лишь через несколько часов.
— Можно мне прилечь на софу? — спросил Август.
— Да ложись на кровать.
— С тобой или без тобой?
— Без тебя это называется.
— Я слишком хочу спать для грамматики, — сказал Август. — Но в остальном я годен на все. Только нужно мне сказать.
Лизи опять не знала, как ей быть с его словами. Насколько она могла понять, Август из чистой вежливости предлагал ей секс. Просто потому, что мужчине так положено. Во всяком случае, мужчине с той стороны Альп. На всякий случай она решила, что попозже попросит его еще раз втереть ей в спину мазь из черного корня.
— Спокойной ночи, — сказала она.
— Ночь спокойна, — пробормотал тот с закрытыми глазами. Его огромная ладонь покоилась на голове Аиши.
— Спасибо, Август, — добавила Лизи. Но не была уверена, что он ее слышал.
27 июля
Лишь после короткого утреннего сна у них возникло ощущение, что они вступили в новый день. Лизи разбудил шум воды в душе. Обычно ее душ не издавал никакого шума, разве что душ принимала она сама. Наверное, поэтому шум просочился в ее сознание и разбудил ее.
Лизи приготовила кофе. Август вышел из ванной, обернув бедра полотецем. Лизи уставилась на него и не могла отвести взгляд. Я просвещенная, эмансипированная, городская, свободная женщина, сказала она себе, почему же я на него таращусь?! Она отродясь не видела такого сильного мужчину. Более мускулистых — может быть, таких Фрицев из фитнес-студий, которые на самом деле влюблены лишь в самих себя и в сексе заняты в первую очередь тем, что любуются своей красотой. Но у Августа были мышцы, развившиеся от работы. Лизи так и подмывало подойти и потрогать. Соотношение мускулов и жил кажется великолепным, подумала она, но вместе с тем чувствуешь себе мясником, разрабатывающим рецепт колбасы.
— Ну что? — спросил Август.
— Я как раз спрашиваю себя, какой должна быть встреча с Фредом.
— Жаль, что в Берлине нет по-настоящему холодной воды, — ответил Август, пропустив ее слова мимо ушей.
Лизи тоже смыла с тела длинную ночь, насколько это было возможно. Потом попросила Августа втереть ей немного мази черного корня.
— Я все еще чувствую боль, — сказала она, — но уже никакого сравнения со вчерашней!
— Неудивительно, — сказал Август, — у меня целебные руки.
— Что, серьезно? Ты можешь исцелять?
— А то! — Август засмеялся. — Ну почему ты веришь во все, что тебе впаривают?
Потом они пили кофе. Лизи включила компьютер. От дочери пришел коротенький мейл, но Лизи и тому была рада, ведь она знала, что написать мейл для твиттерящего фейсбучного поколения — равносильно тому, что отправить рукописное письмо с маркой и почтовым штемпелем. Лизи считалась с тем, что молодежь теперь другая. Она ничего не имела против техники. Просто сама она не интересовалась ею.
— Откуда у тебя такой компьютер, — спросил Август, — из технического музея?
— Это мне брат подарил. Его детям он уже больше не нужен.
Они поискали в Интернете Фреда Фирнайса, Альфреда Фирнайса, стихи Фирнайса и так далее. Лизи вздыхала, как школьница, когда всплывали картинки с Фредом. Август вздыхал, что компьютер такой тормозной:
— Если я пойду по Берлину пешком наугад, я найду его быстрее.
— Может, нам ничего другого и не останется. В телефонной книге адреса нет. Попробуй еще раз позвонить ему, пожалуйста!
Август набрал номер, который сохранил у себя в мобильнике.
— Автоответчик. Пойдем к этой Сюзанне, — сказал Август. — Она знает, где он живет.
— Она мной манипулировала. Нами манипулировала. Фредом и мной!
— Ты сама позволила ей собой манипулировать.
— Да!
— И за это ты на нее особенно в обиде. Но это твои проблемы.
— О’кей. — Это был семинар позитивного самопознания, самокритично подумала Лизи. Это не означало: о’кей, все в лучшем виде, а как раз напротив: какая беспросветная задница, но о’кей, разглядим-ка ее вблизи.