— Алесь прав! — неожиданно поддержал его Березинец, когда он кончил. — Будь я здешним уроженцем и строителем, может быть, я рассуждал бы так же... Но как проектировщик я рисковать не имею права — строитель должен иметь в виду возможные благоприятные условия, а проект основывается на цифрах и должен быть исчерпывающим... Вот все, что я могу сказать об этом. Ну и... в конце концов товарищ Иванюта вправе поступать так, как ему кажется более целесообразным.

Рудак был мало сведущ в гидротехнических делах, но ему все же показалось, что он напрасно погорячился, приняв сразу сторону Березинца. Он подумал, что в предложении Алеся не только следует разобраться поглубже и все взвесить, но и позаботиться на случай, если оно будет принято и не даст ожидаемых результатов, чтобы репутация Алеся не пострадала в глазах колхозников.

— В конце концов, вы оба знающие и разумные люди, — подытожил Захар свои размышления. — Но так как кроме вас в этом деле заинтересованы три колхоза, то я думаю, что нам и надо будет посоветоваться всем вместе... Как-нибудь разберемся!

На том и порешили. Рудак, заметив, что Березинец выглядит усталым, пригласил его к себе, а когда тот сказал, что, кажется, простудился, обнял его за плечи и потащил к двери.

— Сейчас Катя напоит горячим чаем. Думаю, и еще чего-нибудь найдет, покрепче... Выпить — и под кожух, лучшего лекарства на свете пока что не придумано!..

Алесь вышел из правления, решив прогуляться и поразмышлять на досуге. Он не заметил, как очутился на пергалевской дороге. «Нет, правильно говорят, что от своего сердца и на краю света не спрячешься», — горестно усмехнулся он, вспомнив последнюю встречу с Анежкой. Если бы ему, когда он учился в институте, кто-нибудь сказал, что он, став начальником строительства, будет томиться и вздыхать по колхозной девчонке с крестиком на шее, он рассмеялся бы, а может быть, и обиделся.

Алесь долго бродил по полям, побывал и около озера, а когда возвращался домой, услышал за бугром на пергалевской дороге мощный и ровный гул мотора. Сначала он подумал, что, может быть, это переводят с поля на поле трактор. Или, может быть, танк на маневрах? Но о танках вокруг ничего не было слышно. А вдруг это одна из тех машин, которые были обещаны для строительства?! И обрадовался — не только потому, что приятно было наконец получить под свое начало технику, но и потому, что это был несокрушимый довод в пользу его предложения. Машины дают вовсе не для того, чтобы они простаивали!..

Солнце уже заходило над озером, длинные тени от крыш легли через все поле. Зеленоватая отава заливала низины, а воздух, казалось, звенел в предчувствии близких заморозков.

Из-за бугра появился бульдозер. Молодой парень в синей спецовке поздоровался.

— Я на «Дружбу народов», — сказал он. — Далеко?

— Уже приехали...

— А где найти начальника строительства?

— Это я...

Парень, почти ровесник Алеся, смерил его недоверчивым взглядом.

— Мне шутить некогда!..

— Я и не шучу, — засмеялся Алесь.

— Ну... тем лучше! — сказал бульдозерист. — Куда же мне ехать?

— Пока в село...

Появление первой машины в Долгом вызвало всеобщее оживление — о бульдозерах здесь знали только из газет да еще видели их иногда на снимках в журнале. За машиной увязались мальчишки.

— Прямо танк! — восхищался один из хлопчиков.

Другой, постарше и поопытнее, авторитетно поправлял:

— Больше!.. Танков не видел, что ли?

Когда машина подходила к старой мельнице, там уже собралась толпа взрослых. Среди оживленного говора выделялся голос Лайзана, который считался знатоком техники:

— Такой машиной можно было всю старую Латвию подцепить и передвинуть на новое место...

Многие долговцы, пергалевцы и эглайнцы собрались около бульдозера.

— Си-ила! — восхищался Кузьма Шавойка. — Сколько ж она горючего жрет?

— Поменьше, чем ты! — съязвил кто-то.

Была тут и приходившая в магазин Аделя Гумовская, но она смотрела на все со стороны, притаившись за кустами. Подойти ближе не отваживалась — мало ли что подумают и скажут!.. Особенно осторожной она стала после того, как подкинула листовку Рудаку. То, что видела Аделя сейчас, глубоко и сильно поразило ее. «Что может поделать Казюк против такой силы?» — признавалась она сама себе, любуясь статной фигурой Алеся, который что-то оживленно рассказывал обступившим его людям. Сомнения, уже не впервые в последнее время, заползали в ее душу...

Алесь вернулся домой в приподнятом настроении, хотя сегодняшний спор с Березинцем продолжал тревожить его. А тут еще мать подлила масла в огонь — спросила, словно бы в шутку:

— А правда ли, сынок, люди говорят, что ты на дочке Пашкевичуса из «Пергале» женишься?

— Это кто же такое трезвонит? — ответил он вопросом на вопрос матери.

Агата, по-своему истолковавшая недовольство и озабоченность сына, поспешила высказать свои соображения:

— И я говорю: что в ней такого особенного? Маленькая да ладненькая, и только. Если человеку ученому жениться, так, я думаю, надо ученую, городскую и выбирать. А это что — только молитвенник в костеле и умеет читать...

Агата не заметила, как еще больше поскучнело лицо Алеся, и, расценивая его молчание как согласие, развивала свои рассуждения:

— Ну, а если нашу, сельскую, брать, так такую, чтобы кровь с молоком!.. Чтобы она и работать умела, да чтобы и показать ее людям не было стыдно...

И только когда Алесь вышел за дверь, ничего больше не сказав, у нее закралось подозрение, что тут не все ладно и что, может быть, она своей неосторожностью обидела сына.

Алесь и в самом деле не находил места от грустных мыслей... «Черт меня понес на эту стройку! — распекал он себя. — Лучше уж работать среди чужих людей! А тут все лезут в душу, дают советы, словно ты все еще мальчишка, и никто не постарается понять, что у тебя на душе... И ничего тут путного не сделаешь, все будешь согласовывать да увязывать, клянчить каждую подводу. Почему было мне не попроситься на Волгу? Вот где настоящий размах! — И он с завистью вспоминал письмо Вити Шаркевича, полученное вчера из Куйбышева. — Это же надо подумать — одних составов, груженных материалами, потребуется сорок две тысячи... Чуть не половину земного шара можно обернуть одними этими составами. А у нас тут что?»