Алекс коротко кивнул.

– Вы свободны… И, генерал, для облегчения работы можно представить уничтожение приютских как террористический акт, – заключил Дил.

– Да, Ваше Величество, – очень напряженно кивнул Торин и отдал честь.

Алекс и Торин вышли. Дил обернулся к маленькой запасной двери и прошептал:

– Княгиня, нехорошо подслушивать, можно напороться на Сатану, а он не всегда спокойный и мирный…

– Почему ты их называешь мутантами? – раздался шепот юной княгини.

– Потому что изменение одной Константы во Вселенной влечет за собой много погрешностей, – ухмыляясь, ответил Дил.

– Если Бог допустил возможность их существования, значит, не было никакой ошибки с изменением Констант. Впрочем, неважно…

– Бог допустил возможность? – Дил от души веселился, и отблески адского камина гротескно меняли его лицо. – При чем тут Бог и измененная Константа, о которой ты даже понятия не имеешь? Какие возможности?! – и вдруг Дил осекся, резко оборвал смех и шумно втянул воздух носом. – Его планы, говоришь, все Его неслучайные планы?! Ты думаешь, Он все учел, а я – лишь орудие Его?! Ты слышишь?!

Но Рута уже брела по бесконечным коридорам мрачного дворца, по ее щекам текли слезы. А Дил вдруг замолчал и погрузился в себя.

– Сова, – зашептал Дил, – что же задумал Отец, Сова? Где же ты.

Торин в неизменном пиджаке и темных очках сидел на переднем сиденье автобуса рядом с директором приюта, похожим на печальную ворону.

– Чего они так кричат? – спросил Торин, оглядываясь на шумевших детей, которых пыталась усадить на место и успокоить няня Берта.

– Они никогда не видели улицы, а тут еще такой ранний подъем, новость, что их пустят за забор увидеть мир, да и ваша экскурсия с кино. Они – дети, они в восторге, разве у вас нет детей? – ответил директор.

– Мой сын обычно молчит, он очень сдержанный парень, я не помню, чтоб он плакал или громко смеялся.

– Да? – удивился директор. – Скажу вам как воспитатель: это плохо, очень плохо. У вашего мальчика проблема, поговорите с ним.

Торин пожал плечами:

– Зачем? Даже если так, он должен справиться сам, как мужчина, а не ребенок.

Директор взглянул на Торина:

– А мои дети всегда шумят, когда им хорошо или плохо, делятся проблемами и радостями. Знаете, я тогда очень счастлив.

– Но эта свора не родная вам? – удивился, в свою очередь, Торин.

– Конечно, родная, – ответил директор. – Они выросли в моем присутствии, в каждом из них частичка меня. Вот сейчас я знаю, что мы обречены, хоть вы и не признаете этого, но я боюсь не за себя, мне отчаянно жаль детей. Мои малыши хотят жить, генерал, как и ваш сын.

Торин отвернулся к окну, ничего не сказав. Директор просил о невозможном поступке.

Автобус, сопровождаемый эскортом эсэсовцев, остановился у здания старого кинотеатра на пустынной окраине города, возле нового шоссе. Торин встал и направился к выходу.

– Можете выходить. Пусть дети немного поиграют во дворе, мы не будем мешать. У них полчаса, пусть шумят, – сказал Торин директору.

Даша вела машину по загородному шоссе. Она собиралась не отдыхать, а работать. Машина летела в Зеленогорск. Стало как-то муторно, потом словно туман закрыл дорогу – спать, очень хотелось спать… Колыбельная? «Спи, моя радость, усни…» – словно пел кто-то совсем рядом, гладил по голове. Как же хорошо и легко стало, как хочется спать. И Даша уронила голову на руль.

– Тсс! – Сова замолчала и аккуратно, одной рукой взявшись за руль, свернула на обочину.

Юнона сидела на обочине дороги и грустно смотрела на веселившихся, играющих друзей. Ей не хотелось радоваться, ей не нравилась эта поездка. Осунувшееся лицо директора, ходившего туда-сюда мимо своих питомцев, не предвещало ничего хорошего.

Неожиданно Юна услышала скрип тормозов. Пыль с обочины, куда съехала с шоссе машина, облачком накрыла ее. Юна вскочила на ноги и обернулась. Из роскошной машины вышла высокая, невероятно красивая девушка в белом блестящем костюме и с распущенными сверкающими волосами. У девушки были зеленые глаза, яркие как капли. Девушка подмигнула Юне, сняла плащ, накинутый на плечо, и бросила его на капот машины, потом постучала по лобовому стеклу, и из него, словно в сказке, вытекла и обрела форму большая каре-красная львица с необычным, почти человеческим взглядом желтых мудрых глаз. В глазах львицы словно плавился янтарь восходящего солнца. Девушка медленно подошла к Юне.

– Ты что здесь делаешь? – спросила она мягким красивым голосом.

– Я вас не знаю, – ответила Юна, намереваясь уйти, но девушка схватила ее за руку.

Берта, увидев странную сцену, хотела броситься на помощь, но ее остановила властная рука директора. Директор приказал молчать: а вдруг хоть Юнону спасет случайность?

Но очень красивая девушка из шикарного автомобиля настораживала и пугала Юну.

– Точнее – не помнишь, – твердо сказала Сова.

– Я никогда не лгу, – Юна решительно взглянула на девушку. – За ложь бьют. Меня зовут Юнона Лесовская!