— Мистер Перкинс, — оборвал Альфред разглагольствования садовника, — вы не знаете, у кого я могу получить вещи Чарльза Дойля?

— У Молли Роуз, сестры, — сник собеседник секретаря.

И указал рукой на газон перед домом. На залитой солнцем лужайке стояли шезлонги, в которых дремали завернутые в пледы пациенты лечебницы. Между ними прогуливалась дородная женщина в форменном синем платье и медицинской шапочке, следящая за порядком. Заметив приближающегося садовника в сопровождении незнакомца, она устремилась по газону к ним.

— Сестра Молли, этот джентльмен желает забрать вещи Чарльза Дойля, — проговорил садовник, останавливаясь. — Займитесь им, будьте любезны, а я вернусь к своим обязанностям.

— Так вы и есть знаменитый писатель Артур Конан Дойль? — разочарованно протянула сестра, рассматривая приближающегося к ней невзрачного мужчину.

— Нет, мэм, я секретарь мистера Дойля, Альфред Вуд, — стараясь скрыть улыбку, ответил посетитель.

Забавно получается. Это не первый раз, когда люди принимают его за патрона и не могут скрыть разочарования. Они-то ожидают увидеть высокого румяного спортсмена, а перед ними появляется болезненного вида чопорный господин сомнительных статей, весьма далекий от футбола и крикетных бит.

— Ну, тогда понятно, — скривилась она, точно Альфред был в чем-то перед ней виноват. — Следуйте за мной, мистер Вуд.

И секретарь покорно отправился следом за сестрой Молли. Гремя накрахмаленными юбками, женщина поднялась по гранитным ступеням особняка, потянула на себя тугую дверь и величественной походкой двинулась по коридору. Альфред устремился за ней вдоль забранных решетками окон, напротив которых располагались высокие двери. За дверьми не раздавалось ни единого звука, только одна дверь, в самом центре, сотрясалась от ударов.

— Доктора! — кричал из-за двери тоненький старушечий голосок. — Позови доктора, проклятая тварь!

— Тихо, миссис Гольдштейн, доктор сейчас придет! — невозмутимо откликнулась Молли Роуз, проходя мимо.

— Сколько злобы в голосе этой женщины, — заметил секретарь, следуя за сестрой.

— Миссис Гольдштейн — божий человек, — назидательно проговорила женщина. — Рассудок ее страдает, но душа чиста. Не то что у Чарльза Дойля. Вот кто был настоящим воплощением зла и слугой дьявола.

— Да? В самом деле? — изумился секретарь.

— А то вы не знаете, — сердито пробормотала женщина, оборачиваясь и окидывая собеседника недоверчивым взглядом.

— Поверите ли, мэм, понятия не имею, — с недоумением пожал плечами Альфред.

— Сама я родом из Эдинбурга и пришла сюда совсем девчонкой, мистер Вуд, — издалека начала сестра Роуз. — И в первый день работы мне доверили сопровождать экипаж, следующий в пансион для джентльменов, из которого мне надлежало забрать пациента и перевезти сюда. Когда я вошла в приемный покой, где дожидался больной, я была поражена. Я очень хорошо знала этого господина в лицо. Его черную бороду, очки и цилиндр невозможно было не заметить. Это был Чарльз Дойль.

Семья мистера Дойля жила на соседней улице, и мне очень нравились его дочери, серьезные маленькие мисс. Было видно, что им приходится несладко, стоило посмотреть на изможденное лицо их матери и старые платьишки, которые она для них перешивала. А папаша их все время топтался у паба на углу. Сначала он выглядел вполне прилично, но все чаще и чаще напивался до скотского состояния, передвигаясь на четвереньках и не помня, кто он и как его зовут. Он был эстет. — Молли зло усмехнулась. — В хорошие дни, когда ему удавалось раздобыть деньги на выпивку, Чарльз Дойль сидел у окна паба и тянул бургундское, в то время как остальные пьяницы довольствовались виски. А однажды он прямо на улице разделся догола и пытался продать свое платье, чтобы купить вина. С тех пор я его не видела. Родственники сделали доброе дело, отослав мистера Дойля подальше от семьи и детей. Ничему хорошему он бы их не научил.

Альфред усмехнулся. Если верить дневникам сэра Артура, Чарльз Дойль — добропорядочнейший джентльмен с небольшими странностями, присущими всем творческим натурам. Как обычно, писатель старательно игнорировал неудобные факты, замечая только то, что он желал видеть.

— Когда я везла его в Драмлити, я просмотрела личное дело. Оказывается, мистер Дойль много раз пытался бежать. В последний раз он впал в буйство, разбил окно, после чего был освидетельствован двумя независимыми психиатрами. Одному из врачей Дойль говорил, что «получает послания из мира духов» и что «Господь повелел ему бежать», а про себя он ничего не помнил. Отца вашего хозяина признали невменяемым. Так он попал в Королевскую клинику для душевнобольных. Это ему господнее наказание за искалеченное детство собственных детей.

Беседуя, они миновали коридор, и сестра, остановившись в самом его конце, достала из широких юбок связку ключей и отперла низкую крашеную дверь.

— Заходите, мистер Вуд. Это моя комната, и здесь я храню вещи покойного. Выбросить их я не решилась, все-таки мы жили по соседству. Думала, девочки его приедут, заберут.

Женщина прошла в крохотную каморку, где стояли только узкая кровать с железными шарами, небольшой стол и сундучок. Повозившись с ключами, выбрала самый маленький, отперла им сундук и откинула крышку. Вынув стопку аккуратно сложенного белья, перенесла вещи на кровать и достала со дна потрепанную коробку. Сняла ветхую крышку и извлекла лежащий сверху альбом.