— Я просто предложила! Подумала, тебе надо немного отвлечься… если без Роуз совсем скучно.

— Да нет, не совсем, — лучезарно улыбнулась я.

Бог свидетель, горе и скука несовместимы! Знала бы милая мисс Марси, что творится у меня на душе! Тоска по сестре — наименьшее из моих мучений.

Тут к нам подбежали дети с лягушонком в коробке; попрощавшись, учительница отправилась с ребятней к пруду — смотреть, как лягушонок плавает.

В замке никого не было. Даже Аба и Эл. Жалко, не успела их покормить. На зов ни кот, ни собака не пришли. Сквозящая в голосе безысходность только усугубила мою грусть. До чего я все-таки одинока…

Со всех сторон давил серый цвет: серая вода во рву, серые стены и башни, серое далекое небо. Даже пшеница стала непонятно какая — ни золотая, ни зеленая.

Я сидела на подоконнике, оцепенело глядя на мисс Блоссом.

В голове вдруг раздался ее голос:

— Давай же, золотко, сходи на пикник!

В ответ мой голос поинтересовался, зачем туда идти.

— Потому что мисс Моргунья права: ты развеешься и отвлечешься. Кроме того, добрые поступки согревают душу.

— Портвейн тоже согревает, — цинично заметила я.

— Нельзя так говорить! Тем более в твоем возрасте, — отчитала меня мисс Блоссом. — Ой, со смеху можно было помереть, когда ты болталась по гостинице в панталонах со своим ликером! Забавно, что ты пристрастилась к алкоголю.

— Не пристрастилась, — возразила я. — Часто топить в нем печали не выйдет. Больно дорого. Добрые поступки дешевле.

— Или религия, — добавила мисс Блоссом. — Говорят, это самое лучшее. У тебя получится. Только не бросай на полпути. Сама знаешь. Ты ведь любишь поэзию.

Посредством мисс Блоссом я иногда советовала себе такое, о чем вроде бы и знать не знала. Теперь даже странно…

Едва она обмолвилась о религии, мне сразу стало ясно: она права. «Господи, неужели меня обратили?!» Нет, «обратили» — громко сказано. На самом деле я только задумалась о присоединении к Церкви.

Бог, Высшая Сила, стоящая над обыденной жизнью, и правда именно там. Кто по-настоящему хочет, тот Его найдет. Пусть мои ощущения в церкви — плод фантазии, это все равно шаг навстречу Ему. Фантазия — тоже в своем роде желание; воображаемое выдают за действительное, лишь, когда сильно этого хотят. А ведь викарий, называя религию продолжением искусства, имел в виду то же самое! Передо мной на миг приоткрылась завеса тайны, как религия лечит печаль: нужно просто превращать свою тоску в красоту. Тот же принцип, что и в искусстве.

— Жертвоприношение — это таинство, — непроизвольно сказала я вслух. — Искусство требует жертв. Так же и с религией. Тогда жертва становится обретением.

На этих словах я сбилась и не смогла продолжить мысль.

— Чепуха, милочка, — отозвалась мисс Блоссом, — о чем тут думать? Ты просто растворяешься в чем-то высшем. Очень успокаивает!

Внезапно я все поняла. «Вот как мисс Марси исцелила свое горе! Только растворилась не в религии, а других людях». Чей же способ лучше — учительницы или викария?

Наверное, викарий любит Бога, а деревенским жителям лишь симпатизирует; мисс Марси, наоборот, любит деревенских жителей, а Богу симпатизирует. Неужели нельзя одинаково любить и Бога, и ближнего своего? Да и нужно ли мне это?

Нужно!

Честное слово, в тот миг я не кривила душой! Я представила, как регулярно хожу в церковь, сооружаю из цветов и свечей маленькую часовенку, при том мила с домочадцами и соседями, рассказываю детям сказки, читаю старикам (тактично умалчивая о своей благотворительности)… Интересно, у меня выйдет искренне или придется притворяться? Наверное, даже притворство со временем превращается в искренность. Правда?

Видимо, порыв был все-таки искренним — тяжелый камень вдруг свалился с сердца и укатился далеко-далеко… Он еще лежал в поле зрения, но вес его не ощущался.

А потом случилось чудо: я увидела новую дорогу, опоясывающую Кингз-Крипт! Прямую, широкую, просторную — катись куда хочешь, места много. Затем увидела оживленный центр города с запутанным лабиринтом старых узких улочек: просто катастрофа для автомобилистов в базарные дни. Но до чего там красиво!

Вот так викарий и мисс Марси сумели обойти ниспосланное страдание: он — посредством религии, она — добротой к ближним. Но если выбираешь обходной путь, то вместе со страданием теряешь что-то важное. Возможно, саму жизнь.

Может, потому мисс Марси выглядит моложе своих лет? Может, потому викарий при всей своей мудрости скорее напоминает повзрослевшего младенца?

— Нет, не желаю ничего терять! — громко проговорила я.

И горе хлынуло обратно, точно река, которую перегородили плотиной. Я открыла ему сердце, приветствовала его как часть моей жизни — и впервые за последние дни мне стало легче.

А затем стало плохо как никогда. Боль терзала не только душу, но и тело. Болели сердце, ребра, плечи, грудь, даже руки. Отчаявшись, в поисках утешения я прижалась щекой к атласной синей блузке, наброшенной на мисс Блоссом, — точно к мягкой материнской груди.