– Где? В Понтарлье?

– Нет, конечно, в Ивердоне. Этот знаменитый курорт с теплыми источниками находится в двух шагах от Грансона.

– А что там лечат?

– Ревматизм.

– Значит, ехать туда нужно мне, – заметила маркиза. – Мой ревматизм год от года все свирепеет.

– Чуть позже мы подумаем о нашей совместной поездке, – пообещал Альдо. – А пока я отправляюсь туда один, и пусть каждый из нас делает что может. Узнай, какая там самая лучшая гостиница, – обратился он к Адальберу. – И, если повезет, мы увидимся там сегодня вечером. Жди от меня вестей, я тебе позвоню.

– Постарайся не попасть в пасть злобному волку, который захочет тобой закусить.

– Я несъедобный. Честно говоря, оставляя тебя здесь для переговоров с Ланглуа, я делаю тебе тот еще подарок. Этого волка ты знаешь не хуже меня.

– Знаю, – согласился Адальбер.

– А что, если он потребует, чтобы ты немедленно вернулся? – спросила тетя Амели.

– Я вернусь, – совершенно серьезно ответил Альдо. – Даю честное слово! Я совсем не хочу, чтобы неуместное вмешательство превратило приключение в драму. Ведь никогда неизвестно, чего можно ждать от План-Крепен.

– Относительно вас я ничего не могу сказать, зато знаю точно, что действия План-Крепен комиссар всегда одобрял!

– Если вы думаете, что открыли нам что-то новое, то ошибаетесь, – отозвался Альдо и наклонился, чтобы поцеловать тетю Амели на прощание.

Он поднялся к себе, собрал чемодан и полчаса спустя уже мчался на такси к парижскому аэропорту [3] .

А еще через два часа он летел над полями и лесами Франции и вдруг вспомнил, что собирался сегодня отправиться в Друо на важный аукцион старинных драгоценностей. Внезапное воспоминание не улучшило настроения Альдо: он впервые в жизни забыл об аукционе. Не понравилось ему и ощущение возврата в прошлое, когда он сел за руль ожидавшего его автомобиля. Полгода назад все происходило точно так же с одной только разницей: тогда он приехал в Лозанну и оттуда отправлялся в Грансон к умирающему рыцарю, которого уже ничего не привязывало к нашему веку.

Хотя нет: и время года тоже было другим. Тогда было холодно, падал снег, а теперь веяло теплом, природа просыпалась и радовала глаз зеленой дымкой. Другой была и дорога. Эта погрузила Альдо скорее, чем хотелось бы, в драматические перипетии истории, с которыми судьба связала и его собственную жизнь: он проезжал через Муртен!

Муртен! Чудесный городок, хранивший и по сию пору память о своей былой славе! Муртен, уютно устроившийся на берегу озера, не такого большого, как Невшательское, но с такой же синей водой, в которой отражается и Грансон! Муртен – второе поражение Карла Смелого, еще более жестокое, чем первое, потому что его, совсем уже небольшое, войско сражалось отчаянно и одержало бы победу, если бы не роковая тактическая ошибка: оно оказалось зажатым между городом и озером, в воды которого его и сбросили. В Муртене в руки швейцарцев попали остатки баснословных сокровищ окончательно обедневшего принца, за которым уже ходила по пятам смерть, но который не пожелал, чтобы сражение под Муртеном стало его последним сражением. После Грансона Карл нашел для себя убежище в Нозеруа во Франш-Конте, под кровом своего погибшего друга Жана де Шалона. На этот раз он укрылся в Салене и вновь стал собирать войско, но оно было еще более малочисленным, потому что богатые фламандцы отказали ему в помощи, а в Бургундии приходилось снимать с церквей колокола, чтобы лить из них пушки. Свое пошатнувшееся здоровье Карл восстанавливал в горячих источниках, известных своей целебной силой еще со времен римлян. Но душой его владела черная меланхолия, наследие матери-португалки [4] , уступая порой место лихорадочной деятельности и преувеличенной веселости, производившей впечатление более горькое, чем даже слезы. И еще Карлом владела яростная жажда победить, которая со временем стала для него тяжким бременем…

Альдо миновал Ивердон и уже приближался к «Сеньории», небольшому замку, принадлежавшему теперь Гуго де Хагенталю. Он ехал вдоль ограды парка «Сеньории», полого спускавшегося к озеру.

Альдо остановился у ограды, приглушил мотор и окинул взглядом благородное владение барона де Хагенталя, которое он оставил в наследство своему крестнику, сочтя его более достойным владельцем, чем его отец, барон Карл-Август. Теперь хозяином здесь стал Гуго, живой портрет несчастливого герцога Бургундского, в которого до безумия влюбилась Мари-Анжелин и на помощь которому полетела, забрав с собой рубин Альдо. Этот рубин вручил ему в этом самом замке старый рыцарь де Хагенталь, надеясь таким образом возместить давным-давно пролитую кровь…

И вот сейчас, припомнив все – а в последние сутки Альдо только и делал, что вспоминал и размышлял, – он подумал, что, возможно, идея отправиться прямо в Грансон была не так уж и хороша, хотя она показалась ему единственной, которая может помочь развязать узел драматической истории. Припомнил он и предостережение, высказанное в письме План-Крепен. Но он не был полицейским и приехал в дом человека, чью память чтил и уважал. Минуя Ивердон, он, как и в прошлый раз, когда они приезжали сюда с Адальбером, купил букет роз, чтобы положить на могилу барона.

Альдо взглянул на часы. Пока все складывалось необыкновенно удачно. В ту самую минуту, когда он собирался войти в жилище Гуго фон Хагенталя, План-Крепен, по предположению Альдо, сев на Лионском вокзале в поезд на Понтарлье, отправлявшийся в 8.30, была еще в пути. Часы показывали половину третьего, и даже если поезд следовал без опозданий, которые случались довольно часто, Мари-Анжелин оставалось проехать еще добрую сотню километров. А потом ее ждала пересадка в Дижоне: поезд до Понтарлье следовал из Швейцарии через Безансона. Так что у Лекока и Дюрталя была реальная возможность перехватить Мари-Анжелин у выхода с вокзала. А Морозини тем временем узнает, что делается в Грансоне, и даже, возможно, успеет съездить в приграничную деревушку, где у Гуго есть небольшое хозяйство, которое так и называется – «Ферма».