…С одной стороны, польза от него вроде бы была в том, что он раскачивал массы. С другой — его действия с ломанием дверей и «псевдозахватом» административных зданий подводили многих лидеров и активистов под статьи «Хулиганство», «Захват админзданий». Вкупе с неприкрытой оперативной съемкой милиции все это позволяло в любой удобный момент арестовать активистов. Появилось огромное количество мошенников, которые собирали деньги «на адвоката» Павлу Губареву, для внесения залога. Но никто ни копейки не передал Екатерине Губаревой или адвокату, кроме одного уважаемого человека из Крыма по имени Сергей Валерьевич. Ополчение в это время (а это уже организация, состоявшая из нескольких сотен человек, хотя организационная структура была в зачаточном состоянии) существовало на личные средства Губаревых и личные средства активистов. Первые две недели после ареста Павла работа велась на 1 тысячу у.е. в неделю. Практически все эти деньги тратились на листовки и немного — на бензин. Финансовая ситуация создавалась крайне тяжелая.

К 10 марта Екатерину Губареву актив Народного ополчения объявляет своим вожаком. Ведь она находилась в РФ, а значит, ее сложно было запугать, ликвидировать или купить. Она быстро собрала вокруг себя советников из числа патриотически настроенных сторонников Русской весны, что могло бы смягчить ущерб от отсутствия харизматичного лидера. И у нее не было личных целей, кроме освобождения Павла. Одним из лучших советников в ту пору был Александр Проселков, очень толковый.

Забегая вперед, скажу, что Александр Проселков положил за Новороссию свою душу. Он приехал на Донбасс уже в мае 2014 года, стал моим советником, всегда и везде был со мной рядом. По возвращении в очередной раз из Ростова в Донецк на машину, в которой ехал Проселков, было совершено нападение. Александр погиб от пяти сквозных ран. Александр был глубоко порядочным, умным и деловым человеком. Как же мне не хватает его! Покойся с миром, друг. Царствие Небесное.

А весной 2014 года люди поднимались и выходили на митинги. 9 марта — новая манифестация. Над толпой поднимается флаг России. И 10 марта Народное ополчение Донбасса проводило в Донецке акции протеста под лозунгом: «Свободу Павлу Губареву!» Каждый раз удавалось собирать по пять и более тысяч человек на площади Ленина.

Нельзя было допустить хаоса и потери управления всем делом. 10 марта 2014 года состоялось совещание командиров, где они приняли, увы, ошибочное (как позже выяснилось) решение — строить организацию без жесткой вертикальной иерархии. Руководство должно было осуществляться советом городских и районных командиров ополчения. Причиной этого решения стало серьезное давление на вожаков ополчения, уже заявленных как заместители Павла Губарева. Для проведения агитации нужно было оставаться на легальном положении, а значит, все ключевые фигуры становились уязвимы для СБУ. Если же структуру делать сетевой, без четкой иерархии, то эсбеушникам труднее определиться, кого хватать. Так, Сергею Цыплакову несколько месяцев удавалось скрывать свою роль в движении и не привлекать к себе внимание «компетентных структур». Без Цыплакова же рушились организация и связь.

Но, к сожалению, такая структура при недостаточно подготовленных командирах оказалась нежизнеспособной и затормозила развитие организации. Теория о неуязвимости сетевых структур оказалась хороша на бумаге, однако в жизни требовалось твердое центральное руководство.

— Как мы тогда со всем смогли справиться? Наверное, Бог помог, — рассказывает Катерина. — Я не боялась остаться ни с чем и с детишками на руках. Я-то своих детей прокормлю, даже если Паша остался бы в тюрьме… Еще и его прокормлю…

Да, сознаюсь: когда все только начиналось, сперва говорила супругу: «Давай дома пересидим, не лезь во все это, прошу тебя». Он меня не послушал, как всегда, впрочем. А потом пришлось включаться в его борьбу. Чтобы у него была опора в моем лице. Чтобы рядом был человек, который не спросит: «На фиг ты это делаешь? Ты посмотри: это же преступление!». Чтобы наоборот было: «Паша, вперед! Я с тобой».

Мы лихорадочно искали людей. Нельзя было потерять свой актив, дать его перехвататать «органам».

Действительно, за окном стоял еще март 2014-го. Из Москвы звучали слова по поводу защиты русских на Украине. Но тему Донбасса высшая власть в Москве пока дипломатически обходила. Никакой гарантии того, что с нами поступят так, как с Крымом, у нас просто не было. Никакие тайные посланцы спецслужб России к нам не прибывали, никаких инструкций не давали. Да и силовая операция по подавлению Донбасса еще не началась: «временный президент» Турчинов объявит ее только 7 апреля 2014-го. Мы действительно не могли предвидеть, как поступит РФ. Может, мы вообще окажемся предоставленными сами себе? И мне, Павлу Губареву, придется лет на десять отправиться на зону?

В это смутное межвременье, когда еще и ДНР-то не существовало, возникали какие-то эфемерные альянсы, какие-то недолго жившие координационные комитеты. Необходимость действовать, а не говорить, опасность попасть за решетку проверяла каждого на прочность. Тогда и становилось видно, кто на что годен. Я и сам через это прошел. Когда с тобой встречаются сотни, если не тысячи людей. На каждого рассеивалось внимание. У них на лбу не написано — честный, порядочный, ответственный, готовый действовать в любых условиях, даже самых экстремальных. И смотришь: человек вроде нормальный, а оказывается — пустой и трусливый. На другого смотришь — какой-то он ненормальный, странный. А он оказывается бойцом, со стержнем. Я поэтому доверял только тем, кого знал близко. Вот и Катерина, и мои соратники столкнулись с той же проблемой.

Мирослав Руденко вспоминает:

— С 8 по 10 марта прошли митинги под лозунгом: «Свободу Павлу Губареву». У меня тогда еще как раз сын родился. Двинулись мы в те дни «грабить» опечатанную квартиру Губарева. Зашли.

— Забрали документы на машину и на дом… Фотографии какие-то, жесткий диск с компа и еще что-то, что Катерина дала. — подхватывает Серега Цыплаков. — Еще Губарева чемодан взяли, дорожный. Там было собрано на случай войны еще в январе 2014 года: тушенка, крупы, предметы гигиены…