— Я из парткома, — объяснил, входя в комнату, незнакомый мужчина, — Прошу извинить, но вас ждет Аничев. Машина у ворот.

— Да, да, еще вчера меня вызывали к товарищу Аничеву, — пролепетала Крошкина. — Пойдемте, я готова.

В ярко освещенном кабинете парторга Крошкина сразу увидела Женю, сидевшую на стуле около окна. Она вздрогнула, торопливо подошла к дочери и спросила:

— Ты зачем здесь?

Женя отвернулась. Аничев пригласил Крошкину к столу. Она порывисто подошла, села. Подумалось: Женя сделала что-то нехорошее в школе, и ее, как мать, вызвали для объяснений в партком. А может, Женю, как комсомолку, хотят привлечь к какой-то работе, но без согласия матери не решаются…

— Почему вы, Мария Ивановна, не пришли вчера?

Крошкина вопросительно посмотрела на дочь. Женя сидела с опущенной головой и сцепив пальцы рук. Крошкина вспомнила о ссоре и не ответила.

— Я не собираюсь читать вам нравоучения, но нам надо серьезно поговорить.

— Что вам надо? В чем дело в конце концов? — вдруг обозлившись, повысила Крошкина голос.

— В чем дело?… А в том, что вы, являясь матерью, не имеете права калечить характер и сознание своей дочери. И второе… Скажите, откуда прибыл ваш муж и почему вы встретились с ним в тайне от дочери?

Крошкиной показалось, что кресло, на котором она сидела, закружилось и взлетело. Она туманно видела, как вскочил Аничев, налил из графина воды в бокал, Женя подхватила, поднесла к ее губам… Беспокойство, владевшее ею за последнее время. от вопроса парторга превратилось в огромную беду. Прикрыв лицо ладонями, Крошкина заговорила…

— Вы понимаете, что кроется за спиной вашего мужа?

— Не очень…

— А вот она поняла, ваша дочь…

— Такое время нынче, дети родителей не чтят, — зло прошептала Крошкина. — Женька, подлая! — выкрикнула она и повалилась из кресла на зеленую ковровую дорожку. — Что ты сделала!

Виктор удивился, когда ему передали, что в вестибюле общежития его поджидает старая женщина. На ходу надевая пиджак, Виктор на цыпочках пробежал по коридору, проскакал по лестничным маршам до первого этажа и увидел Евдокию Петровну Щеглову.

— Здравствуйте, Евдокия Петровна. Что случилось?

— А случилось, Витя, такое случилось, что не приведи господи. В больницу Федор Фомич попал. Удар с ним произошел… Давно ведь на сердце жаловался…

Виктор под руку отвел старушку на диван. Евдокия Петровна рассказала, как неделю тому назад Федор Фомич ушел погулять и вскоре вернулся в ужасном состоянии. Когда он поотлежался, она оставила его в доме одного, а сама вышла к соседке. Возвратившись же, она нашла его на полу в чулане. Он ничего не говорил, только мычал. Отправили Федора Фомича в больницу. И вот сегодня, на седьмой день, к нему вернулся дар речи и он объявил, что с ним произошло.

Евдокия Петровна платком вытерла глаза.

— А случилось, Витя, ужас какое дело. Оказывается, в тот раз, когда он гулял, встретил страшного человека, за которым с четырнадцатого года много преступлений знал. Постарел тот человек, но узнал Федор Фомич его… И документ у него хранился о человеке том.

Евдокия Петровна достала из-под вязаной кофточки листок бумаги и отдала Виктору. Он быстро прочел текст.

— Кому вы показывали письмо?

— Что ты, Витя, кому я покажу, кроме тебя.

— Я потому спрашиваю, что это важно очень.

— Никому, Витенька… Федя сам объяснил, где лежит письмо, велел с ним к тебе идти. Я и пришла… Наверное, улизнул уж тот человек. Столько дней набежало.

— Ничего, тетя Дуся, успокойте Федора Фомича. Письмо ко времени.

— А Феде неприятности из-за письма не получится? Столько лет продержал, не послал по адресу.

— И хорошо, что не послал. Ведь тот царский министр Сухомлинов сам шпионом был, так что ходу письму все равно не дали бы, а Федора Фомича с лица земли стерли бы наверняка.

— Судьба, значит. Я сейчас пойду в больницу, попрошусь к нему, успокою. Ведь тревожится он…

— В больницу поздно, не пустят…

— Пустят! Меня там все знают, перезнакомилась.

Щеглова накинула на голову косынку, поцеловала Виктора в щеку, торопливо поднялась, на мгновение задержалась перед зеркалом и засеменила к выходу.

Виктор шел к Шуховой. Ничего, что поздно. Сейчас не существует удобно или неудобно. Существует необходимость посвятить Шухову во все подробности тех событий, которые стали известны ему. И если после слежки за дальним родственником Шуховой на реке ничего не прибавилось к осведомленности Виктора и не требовало решительного вмешательства, то теперь завалявшееся письмо Мужневича было и укором и обвинением в беспечности и нерешительности Виктора.

И Виктор спешил. С угла он заметил в окнах Шуховых свет. «Не спит», — обрадовался он. Но свет тотчас погас.

Виктор не остановился. Пересек улицу, добежал до подъезда и отпрянул: по лестнице спускалась Шухова.

Это было неожиданностью. Виктор оторопел, застеснялся, отступил назад, добежал до соседнего подъезда и укрылся за створкой двери.

Шухова вышла. Постояла немного и быстро пошла, сначала вдоль дома, потом через улицу и дальше по тротуару.

Виктор не отставал: беспокойство, приведшее его к дому, повелевало действовать и сейчас.