Семейная пара из Баренцбурга, жившая там для охраны брошенного имущества после закрытия рудника Грумант, встретила нас с настоящим русским гостеприимством, хотя никак не могла понять, почему мы не можем разделить с ними некоторый напиток местного производства. Они явно были разочарованы тем, что гости провели с ними только одну «ночевку» (последнее понятие, разумеется, весьма относительное в условиях полярного дня). Объяснить этим хорошим людям, что мы на пределе как сроков, так и собственных сил, было довольно трудно, и боюсь, что мы оставили у них чувство определенного разочарования, тем более что нам самим давно уже хотелось слегка отойти от нашей достаточно суровой маршрутной жизни и пообщаться с людьми. Неписаные законы полярной службы погнали нас вперед, на запад, несмотря на накопившуюся усталость.

Пожалуй, только знакомые ориентиры поддержали нас на последнем тридцатикилометровом переходе. Выход к подножию горы Везувий (его мы отметили по характерному силуэту еще в первый же полевой сезон на Шпицбергене) ознаменовался сменой листа карты — явно особое событие для нас с напарником. Старый засаленный лист карты, перечеркнутый красной неровной линией маршрута от края до края, — в полевую сумку, новый — в планшет на его место. Перед нами открылось суровое заснеженное плато с каме–нистыми обрывами и гордо вознесенными к небу остроконечными вершинами. Пятнистость ландшафта усилена бегущими тенями от облачности. Внизу рваные кучевые облака щедро подсвечены солнцем, а прямо над головой в их разрывах просматривается тонкий рисунок перистых, обещавших скорую перемену погоды, причем не в лучшую для нас сторону. Уже видна долина речки Холлендер и даже горы за заливом Грен–фьорд, их силуэты на большом расстоянии выглядят непривычно мелкими. Облака лишь способствуют игре солнечного света, подчеркивая его избыточное обилие, отразившееся вместе с ветром и перепадами температур на наших физиономиях. Однако сами снега, я бы сказал, сегодня изысканно красивы, и их поверхность искрится тысячами вспышек, то отливая муаром, то подернута изящной тонкой рябью, все оттенки не описать.

Однако усталость, накопившаяся в двухнедельном маршруте, начинает сказываться. Тяжело форсируем вздувшуюся речку Холлендер, русло которой заполнено сплошной насыщенной влагой снежной кашей. Обувь и портянки намокают, появляются потертости, на лыжи страшно смотреть, отменные, многократно выручавшие нас «бескиды» ощетинились кусками окантовки, словно иглами дикобраза. Несмотря на усталость, отмечаешь мелочи, которые так разнообразят монотонность маршрута: вот тонкий облачный лифчик прикрыл Грудь Венеры (так наши шахтеры переименовали Везувий, у них своя трактовка форм горного рельефа), необычную цветовую гамму создают красные лыжи, погружаясь в салатную жижу снежного болота, и т. д.

В устье Ис–фьорда солнечные лучи прорвались сквозь облачный покров, и, казалось, наклонные колонны света удерживают рыхлые облачные массы от падения на изящный силуэт гор на Земле Принца Карла, будто отлитый из стекла и света. Мы механически продолжали снимать наши отсчеты на каждой сотне пройденных метров (уже зная, как их совокупность работает на нас), продвигаясь мимо брошенных буровых, затем пересекли глубокий овраг, которому, казалось, не будет конца И вот неожиданно чуть ли не у себя под ногами мы увидали россыпь домиков Баренцбурга. Тем и закончился наш маршрут в начале полевого сезона 1967 года.

Ближайшие дни после возвращения: отмыться, постричься, отоспаться, заново привыкнуть к обычному человеческому общению, потому что скопление людей в столовой мы первые дни воспринимаем чем–то чрезвычайным. Узнаем последние новости, получаем первые телеграммы на почте, отправляем свои. Наши товарищи дополнили наш двухсоткилометровый снегомерный разрез своим тридцатикилометровым до норвежской метеостанции на мысе Линнея. Им же предстоит освоить также метеоданные со станций в Баренцбурге и Лонгьире, после чего наш совместный ход с опорой на эти надежные репера сам превратится в надежную опору концепции природных взаимосвязей, положенных в основу работ нашей экспедиции. По самым предварительным подсчетам, снега на западе маршрута с приближением к берегам Гренландского моря примерно вдвое больше, чем в центре архипелага в области горного оледенения. У восточных пределов нашего маршрута ближе к побережью Баренцева моря — картина несколько другая. Количество снега там также возрастает, но свою роль в положение границы питания играют более низкие температуры.

Итак, положение ледников, хорошо увязываясь с высотами границ питания, обусловлено, прежде всего, современ–ным климатом, являясь, таким образом, современным природным феноменом Тем самым концепция из области идей переходит в реальность. В начале лета 1967 года головоломка оледенения Шпицбергена перестала быть таковой, получив свое объяснение. Все одно к одному: положение ледников и их асимметрия в совокупности с районированием вместе с высотами границ питания и распределением снега на архипелаге. Тем не менее эту весьма изящную систему природных взаимосвязей на количественной основе нам предстояло пополнить, дабы наши потенциальные оппоненты (а таковые всегда найдутся) заранее уяснили отведенное им место в науке. Поскольку до конца сезона остается еще не менее двух месяцев, надо их использовать в полной мере для наращивания информации по всем направлениям предшествующей деятельности. Впереди вырисовывались новые увлекательные маршруты, в свою очередь ставшие причиной приключений, о которых двести лет назад предупреждал российский академик Ле Руа, которые нам, к счастью, удалось преодолеть.

Среди наших коллег–гляциологов, большинство которых получило свой опыт в горах Кавказа или Средней Азии, вариант с выбором шлюпки вызвал, мягко говоря, неоднозначное отношение, многие пожимали плечами, считая, что романтик Дик опять чудит.

Только нам было не до шуток и не до романтики. Что верно, то верно: наш морской опыт минимален, несмотря на то что нашими консультантами и экспертами выступали такие профессионалы, имена которых помнит лишь старшее поколение моряков: капитаны дальнего плавания Иван Александрович Ман (он первым привел наши корабли к берегам Антарктиды) и Александр Павлович Бочек (пер–вым водивший караваны к устью Колымы по Северному морскому пути).

Наш выбор выпал на обычную шлюпку–шестерку с мотором ЛММ-6. К сожалению, это суденышко невозможно вытащить на берег усилиями двух человек, но карта подсказала достаточно закрытых стоянок в устьях небольших речек, бухточек и лагун, куда, как оказалось, шлюпка могла буквально протиснуться, чтобы укрыться от волнения. Осадка и габариты нашего суденышка (заимствовавшего свое название у яхты незабвенного покорителя морей и океанов Христофора Бонифатьевича Врунгеля) вполне позволяли это сделать. Правда, название судна повергло в состояние тревоги моих знакомых моряков: еще бы, «Беда»! Пришлось им объяснить, что это самое удачное имя, которое позволило нашей предшественнице счастливо избежать всех бед и несчастий, что предстоит и нам, хотя последнее утверждение еще предстояло доказать. Характер погоды и волнения алы уже представляли, а знакомые моряки вооружили нас лоцией, таблицами приливов–отливов. Благодаря любезности доктора Гьелсвика алы были снабжены также неплохими морскими норвежскими картами.