Шрифт:
И эта девушка медленно приближалась к нам. С каждым её шагом мне стало казаться, что я её где-то уже видел. Скорее всего, это были сны, хотя…. Девушка слишком знакомая.
Шаг. Еще шаг.
Это, это…. Конечно! Это была она. Прекрасная незнакомка оказалась вовсе не незнакомкой, хотя я всё еще не знал её имени, а вполне земной девушкой, с которой я довольно мило болтал не позднее чем в прошлую субботу. А сегодня она поразила моё воображение до глубины души, буквально сшибла с ног лучезарным светом, озарявшим в тот момент её силуэт.
Это что, особый вид испытания для меня? Как будто мало мне всего досталось. Теперь вот еще проверка красотой. Судьба насмехалась надо мной, предлагая то, что, в сущности, взять я не мог. Будь эта девушка трижды прекраснее (хотя, прекраснее, по-моему, невозможно) я все равно бы не посмел к ней приблизиться.
Через несколько секунд к нам подошла невысокая худощавая девушка с тёмными волосами, затянутыми на затылке в конский хвост. Одетая в синюю школьную юбку и такого же цвета обтягивающую блузку. На ногах… – кроссовки? Не совсем типичная английская школьница.
Почему же она показалась мне такой…прекрасной? Почему заставила сердце стучать с немыслимой скоростью? Сотни «почему» пролетали в моей голове не находя ответов. Я ничего не понимал, а просто смотрел и не верил своим глазам. Такого просто не могло случиться, ну, по крайней мере, не со мной. Первый день в школе и…она.
Я уставился на неё, позабыв про всех и всё. Весь мир сузился до размеров этого прекрасного существа. Я смотрел на неё столь пристально, что запросто мог напугать. Куда делась моя хваленая английская сдержанность? Сейчас моим разумом руководил тестостерон и андрогены. Я мог бы попытаться бороться с внешним врагом, но я не мог победить себя. Где-то я читал, что самый опасный враг для себя это ты сам. Непреложная истина!
Девушка тоже была удивлена. Нет, скорее поражена. И она, так же как и я, изучала моё лицо тёмным, почти шоколадным взглядом, а потом, вдруг смутившись, быстро переключила своё внимание на сестру.
– Бекки, отец звонил. – Её голос. Музыкальные нотки. Испанский акцент. У меня закружилась голова. – Сегодня помощь в магазине не потребуется. Он справится сам.
– Отлично! – Ребекка улыбнулась и воспроизвела жест рукой в мою сторону. – Это Джон, - представила она меня, - а это моя сестра Селин.
Имя столь прекрасно, как и сама девушка. Селин…. Как Селин Дион, только она… я лихорадочно отыскивал в памяти фамилию Ребекки, Дойл, как Артур Конан Дойл. Боже! Столько сравнений за считанные секунды. Но именно так должны звать мою музу.
Девушка не твоя и никогда не будет твоей, - напомнил внутренний голос, но я приказал ему заткнуться.
Селин снова посмотрела на меня, задержав взгляд на лице дольше чем того предусматривали приличия, а потом тихо произнесла.
– Джон? А я думала, тебя Нельсон зовут.
В этот миг я чувствовал себя полным кретином.
– Нельсон? – Удивилась Ребекка, а потом повернулась ко мне. – Я что-то не так поняла?
Нельсон.
Меня уже давно так не называли. Слишком давно. Это имя умерло вместе с тем другим Нельсоном Джоном Россом два года назад. Я думал, что оно раз и навсегда стёрлось из моей памяти. Оно должно было стереться во имя всего святого. Но именно этим именем я представился девушке на лайнере, которая сейчас стояла передо мной рядом со своей старшей сестрой.
Признаюсь, было странно после стольких лет вновь начинать жить с братом, особенно если учесть, что у него уже давно своя семья, и я являюсь скорее помехой, чем долгожданным родственником. Но Эйден (Эйден Алекс Росс) решительно был против моего отправления в приют для подростков, да и я не особенно противился его решению.
Тётя Грейс, родная сестра отца, умерла в первых числах сентября. Больше родственников, желающих меня приютить, кроме брата, не оказалось, поэтому переезд из Лондона на остров Уайт (Айл-оф-Уайт) был скорее спонтанным, нежели запланированным.
Тётя Грейс. О ней у меня самые теплые воспоминания. Она меня любила, по-своему конечно, но всегда стремилась дать мне всё самое лучшее. Оплачивала мои расходы на одежду и обучение. Практически не контролировала меня.
Я знал, она чувствовала вину за своего брата. На протяжении года, что я у неё жил, тётя ни разу о нём не вспомнила, но взгляды были красноречивее слов. Она винила себя, но она как раз меньше всех была виновата. А когда её вдруг хватил удар, я был в школе. У меня даже не было возможности поблагодарить её за всё, что она сделала для меня.