В час дня Эйнар, наконец, приехал домой – в таунхаус, в Веллингбю [56] – и теперь стоял в ванной с электрической зубной щеткой в руках, чувствуя себя совершенно измотанным. Тут у него зазвонил мобильный телефон, и сперва он просто рассердился. Но затем все-таки улыбнулся – звонила Ханна Бальдер.

– Форсберг слушает, – светски ответил он.

– Алло, – произнесла она.

В ее голосе чувствовалось отчаяние и злость. Но он не понял, в чем дело.

– Август, – проговорила она. – Август…

– Что с ним?

– Он не желает ничего делать, кроме как рисовать шахматные клетки. Но вы ему это запретили.

– Да, да, это навязчивое поведение. Но успокойтесь…

– Как, черт возьми, я могу успокоиться?

– Мальчику необходимо ваше спокойствие.

– Но я не справляюсь. Он кричит и отбивается. Вы говорили, что сможете помочь.

– Да, – произнес Эйнар, поначалу с некоторым сомнением. Затем он просиял, словно одержал какую-то победу. – Безусловно, само собой. Я прослежу за тем, чтобы ему предоставили место у нас в центре «'Oдин».

– Но это не будет предательством с моей стороны?

– Напротив, вы просто пойдете навстречу его потребностям, а я лично прослежу за тем, чтобы вам разрешили навещать его сколько угодно.

– Наверное, это все-таки лучший выход…

– Я совершенно убежден в этом.

– Вы приедете прямо сейчас?

– Буду там, как только смогу добраться, – ответил Форсберг, подумав, что прежде всего надо немного привести себя в порядок. Затем он на всякий случай добавил: – Я сказал, что вы мне очень понравились в «Мятежниках»?…

Уве Левин не удивился тому, что Уильям Борг уже ждал его в ресторане «Стурехоф», и еще меньше удивился тому, что тот заказал самое дорогое из имевшегося в меню: морской язык а-ля Меньер и бокал «Пуйи Фюме». Журналисты обычно не упускали случая, когда он приглашал их на ланч. Зато удивительным показалось то, что Уильям взял инициативу на себя так, будто деньги и власть находились в его руках, и это рассердило Уве. Зачем он сболтнул про повышение зарплаты? Ему следовало бы держать Уильяма в напряжении, чтобы тот сидел и покрывался потом.

– Одна птичка шепнула мне на ухо, что у вас проблемы с «Миллениумом», – сказал Борг.

Уве подумал: «Двинуть бы ему правой, чтобы сбить с лица эту самодовольную ухмылку».

– Тебя неверно информировали, – строго ответил он.

– Неужели?

– Мы держим ситуацию под контролем.

– Можно спросить, каким образом?

– Если редакция окажется готовой к переменам и способной понять собственные проблемы, мы будем поддерживать журнал.

– А если нет…

– Значит, мы выйдем оттуда, и тогда «Миллениум» едва ли продержится на плаву больше нескольких месяцев, что будет, разумеется, очень печально. Но так уж устроен рынок. Лопались журналы и получше «Миллениума», а для нас это было ничтожное вложение. Мы без него легко обойдемся.

– Skip the bullshit [57] , Уве. Я знаю, что для тебя это вопрос престижа.

– Это просто бизнес.

– Я слышал, что вы хотите удалить из редакции Микаэля Блумквиста.

– Мы подумываем переместить его в Лондон.

– Пожалуй, это несколько бессовестно, учитывая все, что он сделал для журнала.

– Мы сделали ему шикарное предложение, – сказал Уве, чувствуя, что зачем-то уныло обороняется. Он чуть ли не забыл о собственном деле.

– Я вас не обвиняю, – продолжал Уильям Борг. – Что до меня, то можете забросить его хоть в Китай. Но мне лишь любопытно, не возникнут ли у вас небольшие неприятности, если Микаэль Блумквист сейчас с помпой возродится благодаря истории с Франсом Бальдером?

– С чего бы ему возрождаться? Он же потерял форму. Ведь именно ты это подметил, причем со значительным успехом, – попытался подпустить сарказма Уве.

– Ну, мне, правда, немного помогли…

– Не я, можешь быть уверен. Я испытывал отвращение к той статье. Она казалась мне плохо написанной и тенденциозной. Травлю начал Торвальд Сернер, и ты это прекрасно знаешь.

– Но теперь, раз уж так получилось, ты едва ли полностью против подобного развития событий?

– Послушай-ка, Уильям. Я глубоко уважаю Микаэля Блумквиста…

– Тебе незачем играть со мной в политика, Уве.

Левину больше всего хотелось засунуть все политиканство Уильяму Боргу в глотку.

– Я просто открыт и честен, – сказал он. – И действительно всегда считал Микаэля потрясающим репортером… да, совсем другого калибра, чем ты и все остальные в его поколении.

– Вот как, – ответил Уильям Борг, внезапно присмирев, и Уве сразу почувствовал себя немного лучше.