– Значит, в довершение всего теперь в бегах находится еще искусственный интеллект, – пробормотал Бублански себе под нос и почему-то припомнил старую загадку, при помощи которой любивший пошутить кузен Самуэль обычно приводил в замешательство в синагоге своих ровесников.

Загадка представляла собой парадокс, состоявший в следующем: если Бог всемогущ, может ли Он создать что-либо более умное, чем Он сам? Ее считали, как ему помнилось, непочтительной или даже кощунственной, поскольку она была такого уклончивого свойства, что любой ответ оказывался неверным. Но углубиться дальше в проблематику Бублански не успел. В дверь постучали. Появившаяся Соня Мудиг с некоторой торжественностью протянула ему еще кусочек швейцарского апельсинового шоколада.

– Спасибо, – сказал он. – Что можешь доложить?

– Мы думаем, что знаем, как преступнику удалось выманить Торкеля Линдена с мальчиком на улицу. Они послали фальшивые мейлы от нашего имени и имени Чарльза Эдельмана и назначили встречу на улице.

– Значит, такое тоже можно проделать?

– Это даже не слишком трудно.

– Противно…

– Да, но это по-прежнему ничего не говорит о том, как преступникам удалось узнать, что им нужно попадать именно в компьютер «'Oдина», и откуда они узнали, что в дело замешан профессор Эдельман.

– Подозреваю, нам надо проверить и наши собственные компьютеры.

– Их уже проверяют.

– Неужели дошло до такого, Соня?

– Что ты имеешь в виду?

– Что нельзя осмелиться ничего написать или сказать, не рискуя, что тебя прослушают?

– Не знаю. Надеюсь, что нет. У нас дожидается допроса некий Якоб Чарро.

– Кто это?

– Талантливый футболист из клуба «Сюрианска». И, кроме того, парень, который увез женщину и Августа Бальдера со Свеавэген.

Соня Мудиг сидела в комнате для допросов с молодым мускулистым мужчиной, с короткими темными волосами и выступающими скулами. Мужчина был в оранжевом джемпере с V-образным вырезом, без рубашки, и казался одновременно измученным и немного гордым.

– Допрос начат в восемнадцать тридцать пять, двадцать второго ноября; проводится для получения информации у свидетеля Якоба Чарро, двадцати двух лет, проживающего в Норсборге. Расскажите о том, что произошло сегодня утром, – начала она.

– Ну, значит… – заговорил Якоб Чарро. – Я ехал по Свеавэген, заметил впереди какую-то неразбериху и подумал, что произошла авария, поэтому сбавил ход. Но тут я увидел, что с левой стороны через улицу бежит мужчина. Он мчался вперед, даже не глядя на транспорт… Помню, я подумал, что это террорист.

– Почему вы так подумали?

– Он казался исполненным священной ярости.

– Вы успели рассмотреть его внешность?

– Я бы этого не сказал, но задним числом мне подумалось, что в ней было нечто неестественное.

– Что вы имеете в виду?

– Лицо у него казалось как будто ненастоящим. Круглые темные очки, вероятно, привязанные к ушам. Потом щеки… Он словно бы держал что-то во рту, не знаю… а еще усы, брови и цвет лица.

– Вы полагаете, он был замаскирован?

– Что-то в этом роде. Но я не успел хорошенько подумать. В следующее мгновение заднюю дверцу распахнули и… как бы это сказать? Это было одно из тех мгновений, когда одновременно происходит слишком многое, будто весь мир рушится тебе на голову. Внезапно у меня в машине оказались посторонние люди, а все заднее стекло разлетелось вдребезги. Я был в шоке.

– Что вы сделали?

– Газанул, как безумный. Думаю, запрыгнувшая девушка крикнула мне ехать, а я был настолько напуган, что едва соображал, что делаю. Я просто подчинялся приказам.

– Вы говорите, приказам?

– Было такое ощущение. Я думал, что нас преследуют, и не видел другого выхода, как подчиниться. Я поворачивал туда и сюда, в точности как говорила девушка, и кроме того…

– Да?

– Ее голос. Он был такой холодный и решительный, что я за него вроде как уцепился. Казалось, будто ее голос был единственной контролируемой вещью во всем этом безумии.

– Вы говорили, что вроде бы знаете, кто эта женщина?

– Тогда я ничего не знал. Я был полностью сфокусирован на кромешном безумии этой истории и страшно боялся. Кроме того, на заднем сиденье лилась кровь.

– Из мальчика или из женщины?

– Поначалу я не знал, и они вроде бы тоже. Но потом я внезапно услышал «Йес!» – такой возглас, будто произошло что-то хорошее.

– О чем же шла речь?

– Девушка поняла, что ранена она, а не мальчик, и я помню, что задумался над этим. Это прозвучало, как «ура, я ранена», и надо сказать, что рана была далеко не пустяковой. Как девушка ее ни перевязывала, кровотечение ей остановить не удавалось. Кровь все текла и текла, и девушка становилась все бледнее. Чувствовала она себя отвратно.

– И тем не менее она обрадовалась, что попали в нее, а не в мальчика.

– Именно. Точно заботливая мамаша.

– Но она не приходилась мальчику матерью?

– Отнюдь. Она сказала, что они друг друга не знают, и, кстати, это становилось все более очевидным. Девушка, похоже, с детьми не очень-то… Даже намека не было на то, чтобы она обняла мальчика или сказала ему что-нибудь в утешение. Она обращалась с ним скорее как со взрослым и разговаривала с ним тем же тоном, что и со мной. В какой-то момент казалось, что она собирается дать ему виски.