Шрифт:
Веселый Бровин, да немалая сила в руках — кто ж откажет? И в ходьбе ловок, и поварить умеет, и всякую-разную по таежной жизни работу делать.
Закончилось тополеванье — стал на Крабовой ледник строить со Шкулиным, на будущий рыбный сезон, как рекомендовал директору совхоза Медучин по кличке Наука. Не знали они еще Медучина, но слух был — Наука, мол, малый настырный и дотошный.
Приехал он этим летом — и ледник готов, и бригада вся в сборе: Бровин, Шкулин и дед Тимофей. Лодку на берегу встречал дед.
— Как величать-то?
— Медучин.
— А-а, Наука, что ль?
— Он самый.
— Ну хорошо. Чай как раз. Заходи.
А в Ост-Кейпе Бровин и Шкулин поселились в доме деда, тот тоже бобылил, один как перст. Дед аккуратен и чист. Усов-бороды не носит, стрижется наголо, коротенький ежик густой, да ни единого черного волоса. Оттого и кажется, будто вся голова присыпана снежком. Красивый дед, молодухи заглядываются, а он — ни-ни.
— В любой работе я еще крепок, — в глазах у деда появляются смешинки, — а для ихнего племени, считай, пенсионер. Отшумел я свое.
— Да уж брось, отшумел, — подзаводит его Шкулин, не отрываясь от сетки, — он вяжет. И вдруг запел противным тонким голоском:
Вот дождемся темноты — Перейду с тобой на «ты»! Ладушки, ладушки, Где были? У бабушки…— Кому что, — обороняется дед, — а шелудивому все баня…
— Гы-гы-гы, — разулыбался Бровин, — праведник ты наш, отец-спаситель, герой нашего времени. Портрет бы твой в клубе вывесить, жаль, клуба нет.
— Будет клуб, будет, — переводит разговор дед.
— Знамо дело, будет. Построим, так и будет.
Ворчат друг на друга. Коротают вечер. Ждут, когда в ТЗП огонек засветится.
Тут уж Шкулин бросает вязанье, чтобы успеть первым. Сухой закон в Ост-Кейпе, но Шкулин — свой, тэзэпэвский, ему продавец, вздохнув, отпустит пару-другую бутылок, чего уж там, Шкулин сам все ящики разгружал, знает, сколько и чего на складе.
Утром подлечиться надо. За это берется Бровин. Идет к фельдшерице, зовет домой, друг, мол, хворает.
Та с первого взгляда определяет, в чем дело, и видеть их обоих не желает. Но тут за дружков заступается дед Тимофей.
— К страданию надо сочувствие иметь. Был вот случай, просит утром мужик сто грамм, а зловредная баба не дает, он от огорчения и помри. Посмотрел врач, говорит — сердце. Если бы, говорит, ему поутру грамм сто — еще б жил лет двадцать. Вот то-то. А ты к этому и приставлена — спасать…
Вздыхает фельдшерица, уходит с Бровиным, приносит тот, сияющий, мензурку спирта, разбавляет со Шкулиным, делят пополам. Смотрит на них дед Тимофей осуждающе:
— Вот уж друзья: повесить на горькой осине никто не перетянет!
Не одобряет дед алкоголя. Сам в рот не берет. И не курит. Говорит, что в молодости — у него все это было. По молодости можно, а сейчас ни к чему — баловство одно.
Еще весной, покинув Ост-Кейп, бригада перебралась далеко вверх по Крабовой в Избяное, сюда же прибыл Медучин. Когда-то кочевые дороги чукчей, ламутов, колымских торговых людей и якутов пересекались здесь, в Избяном. Ярмарки Избяного славились по всей Чукотке. Но с освоением края, возникновением промышленных поселков и крупных районных центров с дорогами и аэродромами надобность в Избяном отпала, люди переселились в Ост-Кейп. Стало Избяное для таежных людей промежуточной базой.
Все дома еще в целости, есть баня, десятка два бочек с горючим. То вертолет сядет, заправится, то геологи забредут, отдохнут, или лодка-моторка пристанет. Оставляли свою продукцию здесь и заготовщики тополя — не тащить же с собой через всю тайгу мэрэнтэ, когда осенью можно прийти сюда и по большой воде сплавить вниз на каяках до Ост-Кейпа. Пустое село Избяное, да нужное всем бродячим людям. Вот почему берегут его, поддерживают, нельзя в тайге без перевалочной базы.
Медучин выбрал себе дом поближе к воде, поселился там с рабочим и техником-ихтиологом, а когда программа была выполнена и надобность в помощниках отпала, отправил их, а сам задержался.
Работы осталось мало. По-прежнему он только брал трижды температуру воды и вел дневник погоды, брал бентос на реке и всех ее притоках. А весь материал — желудки, печень, икру, мальков, гольянов, чешуйные книжки и многое другое отправил с ребятами. Улыбался про себя: для консервации материала брали спирт, а отправили все в формалине. Но шеф сердиться не будет — сам бывший тундровик, понимает. Однако отчитаться придется — на словах.
Рыба летом шла хорошо, прогнозы Медучина оправдались. Но ледник вмещал всего восемь тонн. По большой воде приходил кунгас из Ост-Кейпа, забирал улов. Был он на двух моторах, шел ходко.