Шрифт:
«Вот он, город, один бросок».
Он пошел быстрее, а через три часа разложил костер, съел все, что оставалось, и зашагал вперед. Мешок его, однако, от этого не стал пустым. В нем находились образцы, набранные по дороге, но свой груз не тянет, и к вечеру Аникей действительно стоял на обрыве, у лимана, и смотрел на веселые вечерние огни.
Рейд также был залит светом — последние пароходы навигации.
Он стоял, смотрел на город, и ему не хотелось бежать вниз, к катерам…
Он устал, устал от ожидания, от того, что будет, от счастья и слез, что он уже пережил, когда думал об этом. Он знал, как все будет, но устал, и идти ему не хотелось.
Он не торопился делать последнего шага — а вдруг что-то будет не так, как ему представлялось. И ему хотелось просто вот так стоять и глядеть на город. Вот он — рукой подать. Вот оно все, о чем мечталось все трудные дни тундры.
Он стоял, смотрел на веселые огни, был счастлив ожиданием и не торопился.
Аникей Марков стоял у доски объявлений в коридоре, курил, ожидая, пока начальник освободится. Читал параграфы приказов, про себя не нашел ничего. «Это уже хорошо», — подумал он.
К нему подошел главный бухгалтер экспедиции, тоже заядлый курильщик.
— Ну-с, — спросил он, — не прикидывали, во что обойдутся вам ваши кони?
— Наши? — спросил Аникей.
— Ваши… — ответил бухгалтер.
«Тут уже все знают, — подумал Аникей. — Ну да! Дед-то вернулся давно! Конечно…»
— Так получилось, — вздохнул Аникей.
— Акты есть?
— Какие акты? Может, в поле печать с собой брать? — начал раздражаться Аникей.
— Нужны бумаги, подтверждающие гибель животных по не зависящим от вас обстоятельствам, — сказал бухгалтер.
— А без бумаг, выходит, сам я пустил их в расход, да?
— Нет… но ведь знаете, на суде могут найти статью о преступной халатности или разбазаривании казенного имущества… По-всякому можно.
— На каком суде? О чем вы говорите?!
— А вы думаете, если мы сделаем на вас начет в такой… ого-го! — сумме, вы не будете жаловаться?
— Гм, — замычал Аникей. — Или я отупел в поле, или совсем ничего не понимаю. У меня до сих пор в ушах звенят колокольца.
— Какие колокольца?
— Колокольчики. Вы давно в экспедиции? — спросил Аникей.
— Нет. Я работал на приисках.
— Вот и видно. Не полевик…
— Не скажите. Специфику поля я знаю. А закон, он всюду закон. Фотографии павших коней есть?
— Фотоаппарата в поле не было, — ответил Аникей. — Не до пейзажей.
— Ну, могли бы взять уши…
— Что?
— Отрезать у лошадей уши… Вещественное доказательство. Когда-то очень давно так поступали, а то ведь мало ли куда лошадей можно деть…
— Вы с ума сошли! — заорал Аникей. — Вы можете у лошади, даже мертвой, отрезать уши?! Вы что!
— Не кричите на меня. Я все же вас старше. Я вам советую по существу.
— Ладно, разберемся, — Аникей махнул рукой, бросил сигарету и пошел к начальнику.
— Теперь все, Аникей Фролович, отдыхайте, — сказал начальник. — А то на вас лица нет. Три дня после поля положен отдых. Пользуйтесь. А вертолет к вам мы пошлем завтра же. Хорошие вы принесли вести. Защитите полевой отчет, будете именинниками…
— Хорошо-то хорошо, — начал Аникей. — Да с бухгалтером мы плохо поговорили…
— Бухгалтер должен быть занудой. Не удивляйтесь. Напишите рапорт о лошадях. Большую подробную объяснительную. Спишем. В соседней экспедиции комиссия работает — там геолог в реке погиб, дожди сильные шли, а вы говорите — лошади… Пишите рапорт и отдыхайте. Город ваш, три дня на разграбление… — начальник засмеялся.
— Меня только завтра проавансируют, — сказал Аникей.
— А-а, — понял начальник, — у нас была сегодня зарплата.
Он вытащил из кармана деньги, отсчитал три красненьких.
— Хватит до завтра?
— Нет, — сказал Аникей.
Начальник отделил еще две.
— Хватит, — сказал Аникей. — Спасибо. Дайте, пожалуйста, радиограмму нашим о моем прибытии.
— Это мы сделаем прямо сейчас, — сказал начальник и протянул Аникею руку, — всего доброго.
Аникей помыкался по комнатам, экспедиции, они были почти пусты: никто еще с поля не вернулся. Потоптавшись у радиостанции, толкнул дверь.
— Личные принимаешь? — спросил Аникей.
— Куда?
— В Ольховку.