Он прижал меня к себе и принялся целовать с энтузиазмом, какого не проявлял уже давно.

Значит, я приняла верное решение.

В вечер накануне его отъезда мы впервые после аварии ужинали в нашем любимом ресторане.

– Уверена, что справишься?

Прежде чем ответить, я сделала глоток минеральной воды и аккуратно поставила стакан на стол. Сидящий напротив Ричард не сводил с меня взгляда.

– Совершенно уверена, – кивнула я.

Ричард широко улыбнулся, поднимая бокал с пивом. Он весь сиял с того самого дня, как согласился на поездку. Тучи над ним, чем бы они ни были вызваны, постепенно рассеивались.

Я старалась не замечать нудный голосок в сознании, ехидно вопрошавший, почему Ричард так торопится уехать. От чего или кого он бежит? Не от меня ли? Может, после аварии я слишком на него давила, и Ричарду просто-напросто не хватало сил справляться с моими истериками?

Когда мы вышли из ресторана и направились к машине, Ричард положил руку мне на талию. Отпереть дверь он не дал – нежно развернул лицом к себе, обнял и поцеловал с жадностью, которую обычно берег для менее людных мест, нежели оживленная улица в самом центре города. На его губах я ощутила привкус пива. Уж не алкоголь ли придавал Ричарду смелости? Однако сам поцелуй вышел привычно ласковым, и я расслабилась.

Ричард отстранился, чтобы хрипло прошептать на ухо очевидный, но такой нежеланный в этих обстоятельствах вопрос:

– Поедем ко мне?

Я медлила с ответом, и с каждой секундой он все сильнее разочаровывался. Ричард намекал уже не впервые, и я не впервые отказывала, но сегодня самый предсказуемый ответ: «Слишком рано», скорее всего, не сработает.

– Эмма? – не сдавался он. Судя по интонациям, Ричард рассчитывал услышать если не согласие, так хотя бы более обстоятельный аргумент. – Может, нам стоит поговорить?

– Прости. Я себя так чувствую… словно это неправильно, мы как будто проявляем неуважение или… Ну, не знаю, – запинаясь, принялась оправдываться я. – Не могу объяснить – сама не понимаю.

Ричард выглядел таким обиженным, что я обхватила его руками, прижимаясь крепче и пытаясь выразить свои чувства. Жаль только, он расценил мою нежность как приглашение и настойчиво впился в губы. Какое-то время мы целовались. Может, и впрямь стоит поехать к нему? Утром он уезжает, а десять дней разлуки – это довольно долго. За прошлый год я часто проводила у Ричарда ночь, так в чем проблема? Мы ведь практически поженились… уже были бы женаты, если бы не авария… и Эми. Опять-таки Эми. Правда, она категорически не одобрила бы мое воздержание. Целомудрие и Эми – абсолютно не совместимы.

– Ричард, прости, не могу, – наконец сказала я, толкая его в грудь – сильнее, чем собиралась. Он покачнулся. Господи, он что, пьян?

Ричард тихо застонал, понимая, что я и правда не в настроении. В этот момент на перекрестке возле нас остановился автомобиль, и с тихим шорохом опустилось водительское стекло. На улице было темно, и я не видела, кто внутри. На светофоре зажегся зеленый, но машина не трогалась.

Ричард вроде бы пришел в себя и понял: сейчас не время и не место (в буквальном смысле) настаивать на своем. Глаза у него, впрочем, все равно горели желанием. Он ласково убрал мне прядь волос за ухо и приподнял подбородок.

– Эмма, прости, я не прав. – Подушечкой большого пальца он погладил нижнюю губу, опухшую от жадных поцелуев. – Но я так по тебе скучаю. Словами не выразить.

– Знаю, – пробормотала я, целуя его ладонь. – Я тоже. Просто дай мне еще немного времени. Уверена, скоро все изменится.

Кто бы мог подумать, насколько я окажусь права?

Краем глаза я заметила, что торчавший на перекрестке автомобиль вдруг с визгом сорвался с места, будто его преследовал десяток полицейских машин.

– Вот придурок, – бросил Ричард вслед исчезающим габаритным огням.

Работу в книжном магазине едва ли можно считать тяжелой, однако, по мнению моей начальницы, стоять за прилавком и общаться с покупателями после аварии было задачей для меня непосильной.

И все же, рано или поздно, мой вынужденный отпуск закончился, и я зашла в магазин, чтобы приступить к работе. Моник – мой босс – как раз стояла на второй ступени лесенки, заставляя верхнюю полку книгами в глянцевых переплетах. Лесенка пошатнулась, и я подскочила к ней. Однако Моник, отмахнувшись от моей помощи, спустилась сама, чтобы тут же заключить любимую подчиненную в крепкие объятия. Она обвила меня короткими пухлыми руками, и широкие рукава ее туники взметнулись цветастыми парусами. Звенящие серьги запутались в моих волосах, чему я, в общем-то, была даже рада – когда высвободилась, вызванные столь бурным приветствием слезы практически высохли.

– А теперь, твою мать, живо объяснила, какого хрена ты здесь делаешь?

В Моник я особенно ценила две черты: ее сочный французский акцент, ни капельки не ослабевший за сорок лет, что она прожила в Великобритании, и солидный запас нецензурной лексики, которому позавидовал бы любой грузчик. Услышать и то и другое в одной фразе – двойное удовольствие.

– Мне нужно себя чем-то занять. Если сижу дома – слишком много думаю, – призналась я с грустной улыбкой. Эта женщина, обожающая этнические наряды, была мне не просто работодателем – я считала ее надежным другом, которому можно доверить все секреты.