— Ага, тот самый маленький негодник-рудокоп, который хамил мне и принцессе на горной дороге. Он ещё хотел поцеловать принцессу. Уж я-то его покараулю! Негодяй! Уже и сюда прокрался! Какое бесстыдство!

Принцесса в эту пору сладко спала, Керди был без сознания, поэтому няня могла придумывать в своё удовольствие.

Когда капитан выслушал нянины вопли, он, хоть и порядком сомневался в истинности сказанного, всё же счёл за лучшее держать Керди под замком, пока дело не прояснится. Поэтому после того как они слегка привели его в чувство и обработали рану, которая оказалась серьёзной, они уложили его, всё ещё ослабленного потерей крови, на тюфяке в нежилой комнате — одной из тех, о которых я столь часто упоминал, — и заперли на ключ. Спал Керди плохо, а под утро люди нашли его в бреду. Вечером мальчик пришёл в себя, но чувствовал сильную слабость, и нога очень болела. Удивившись незнакомой обстановке и видя в комнате одного из стражников, Керди стал расспрашивать его и вскоре припомнил события предыдущего вечера. Поскольку он не мог теперь сам следить за гоблинами, Керди рассказал стражнику всё, что знал о них, и попросил его пересказать это своим товарищам, чтобы побудить их наблюдать за домом с удесятерённой бдительностью. Но то ли Керди не смог доходчиво передать добытые сведения, то ли они показались слишком невероятными, а только стражник решил, что Керди всё ещё находится в бреду, и ласково попытался уговорить его ни о чём не беспокоиться. Это, разумеется, вызвало у Керди раздражение; пришёл и его черёд убедиться, каково это, когда тебе не верят. Следствием было усиление жара, и к тому времени, как по настоянию Керди вызвали, наконец, капитана, уже ни у кого не было сомнений, что мальчик бредит. Люди сделали для него, что могли, и обещали ему всё, что он требовал, но вовсе не спешили выполнять обещанное. Наконец Керди заснул, и когда его сон стал глубоким и спокойным, все оставили его и вновь заперли на ключ, намереваясь навестить рано утром.

Тем же вечером несколько слуг, перед тем как отправиться спать, завели друг с другом такой разговор.

— Что это мог быть за шум? — сказала одна из служанок, вслушиваясь минуту-другую.

— Я уже слышу его две ночи подряд, — сказал повар. — Если бы ещё на кухне, я бы подумал на крыс, хотя мой Том их и близко не подпускает.

— А мне говорили, — присоединилась посудомойка, — что крысы иногда собираются в стаи и всюду рыскают. Их тут, может, целая армия уже вторглась. Я слышала шум вчера и сегодня тоже.

— Вот уж повеселятся мой Том и Боб экономки, — сказал повар. — Они сразу же станут лучшими друзьями и будут сражаться бок о бок. Ручаюсь, что вместе Том с Бобом обратят в бегство любую армию крыс.

— Сдаётся мне, — подхватила няня, — что крысы не производят столько шума. Я слышала его весь день, и моя принцесса спрашивала меня несколько раз, что это такое. Иногда это звучало словно далёкий гром, а иногда как те звуки, которые доходят сквозь гору от этих ужасных рудокопов.

— Не удивлюсь, — сказал повар, — если это и впрямь будут рудокопы. Может, у них поблизости дыра в земле, вот и шумят у нас под боком. Всё бы им рыть, да крушить, да взрывать!

Пока он это говорил, у них под ногами вдруг раскатами прогремел грохот, и весь дом содрогнулся. Они застыли в ужасе, а потом ринулись в переднюю, где нашли оцепенелых стражников. Послали разбудить капитана, который из их рассказа сделал вывод, что произошло землетрясение. Такие вещи были в той стране очень редки, но всё же случались примерно раз в столетие. Так что капитан вновь отправился в постель, как это ни странно, и быстро заснул, так и не вспомнив о Керди и не связав шумы, которые они слышали, с сообщениями мальчика. Он не верил Керди, не то он сразу же подумал бы о его словах и принял меры предосторожности. А поскольку грохот не повторялся, все решили, что сэр Уолтер прав, и опасности больше не будет, возможно, ещё целое столетие. На самом же деле, как открылось позднее, это гоблины, поднимаясь по ещё одному пологому склону твёрдой подземной породы, добрались до громадного каменного блока, лежавшего в фундаменте дома почти под самым полом. Он был округлой формы, поэтому когда после упорных трудов им удалось без применения взрывчатки выломать его, он с грохотом покатился по склону вниз, ежесекундно подпрыгивая, отчего задрожал весь фундамент. Гоблины сами были напуганы этим грохотом, потому что благодаря заранее произведённым измерениям и разведке отлично знали, что уже должны находиться у самых принцессиных покоев и любая неосторожность вызовет тревогу. Они затаились, а когда приступили к работе вновь, удача им улыбнулась — они наткнулись на песчаную жилу, заполнявшую извилистую трещину в скале, на которой был возведён дом. Стоило им вычерпать этот песок, и гоблины проникли в винный погреб.

С вестью об этом гоблины сразу же кинулись назад в свои области, словно крысы в свои норы, и со всех ног прибежали во дворец, чтобы громогласно и с триумфом доложить королю и королеве об успехе. Выслушав радостную весть, королевская семейка во главе всего гоблиновского народца кинулась к принцессиному дому — каждый хотел поучаствовать в славном предприятии по похищению принцессы Айрин этой же ночью.

Королева ковыляла в одном башмаке из гранита и в другом из кожи. Это было не слишком удобно, и мои читатели могут удивиться, почему, окружённая такими умелыми мастерами, она до сих пор не велела сделать замену тому башмаку, который похитил Керди. Но король, как помнят мои читатели, имел свои причины для недовольства её каменными башмаками; он постарался извлечь выгоду из открытия её цыпочек и пригрозил оповестить всех об этом уродстве, ежели она прикажет сделать себе другой башмак из гранита. Он настоял, чтобы она удовлетворилась обувью из кожи, и позволил ей надеть оставшийся гранитный башмак только в этот раз — поскольку они идут на войну.

Вскорости гоблины добрались до винного погреба и, не обращая внимания на огромные бочки, которым они не знали применения, не мешкая, но и не поднимая шума, устремились к двери, ведущей наверх.

Стоило Керди заснуть, как ему сразу же приснился сон. Приснилось ему, что он вышел из копей и стал подниматься в гору, посвистывая и напевая: «Дум! Бум! Дили-дон!» — и повстречал женщину с ребёнком, которые заблудились; а затем он вновь пережил во сне все события, которые случились с ним после того, как он столкнулся тогда в горах с принцессой и Лути: он следил за гоблинами, был ими схвачен, а затем спасён принцессой — всё вплоть до той минуты, как его ранили и взяли в плен стражники. И вот он лежит, широко раскрыв глаза, в комнате, где его заперли, как вдруг раздаётся жуткий подземный гул.

— Кобы идут! — кричит он. — Мне так и не поверили! Кобы утащат принцессу из-под их глупого носа! Нет! Ни за что!

Он вскакивает и начинает торопливо одеваться. Одеваться? Нет, он же всё ещё лежит в постели!

— Но я должен! — произносит он. — Вот, уже! Я встаю!

Но встал ли он? Нет. Двадцать раз пытался он встать, и двадцать раз убеждался, что продолжает лежать в постели. На самом деле он даже ещё не проснулся, это продолжался его сон. Вконец измучившись от отчаяния и воображая, будто по всему дому раздаётся беготня гоблинов, Керди закричал что было сил. В этот момент, как ему почудилось, кто-то повернул ручку двери его комнаты. Дверь открылась, и, подняв голову, он увидел женщину с белыми волосами, входящую к нему с серебряной шкатулкой на руках. Она подошла к его кровати, мягкими прохладными руками погладила его по голове и провела по лицу, выпростала его ноги и натёрла их мазью, издававшей аромат роз, а затем трижды взмахнула над ним руками. С третьим взмахом она исчезла, а Керди охватила необоримая дремота, и он погрузился в сон без сновидений.

Когда он проснулся по-настоящему, заходящая луна тускло освещала комнату сквозь оконце, а дом был полон шума и гама. Отовсюду доносилось быстрое тяжёлое топанье, лязг и бряцание оружия, голоса мужчин и крики женщин, перемежаемые жутким победным рёвом торжествующих гоблинов. Кобы прорвались в дом! Керди выпрыгнул из постели и напялил свою одежонку, не забыв про подбитые гвоздями башмаки. Внезапно его взгляд упал на висящий на стене старинный охотничий нож, скорее даже короткий меч. Не медля, Керди схватил его и бросился вниз по лестнице на шум борьбы, который делался всё громче и громче.