Мэрилин, по ходу действия появляющаяся в сорока двух роскошных нарядах, все время обменивалась репликами с частным детективом, которого довольно напыщенно изображал Гарвей Джеймсон. Чисто развлекательная комедия, роль без малейшего намека на постановку и решение какой-либо проблемы.

Поэтому даже перед камерой она не забывала о своих проблемах, которые разрастались, словно водоросли в запущенном пруду. Джошуа отказался мирно решить вопрос о расторжении брака. Линк серьезно заболел гриппом, и она переживала, что он лежит там совсем один. У нее все продолжалось кровотечение, и когда она, преодолевая смущение, вынуждена была рассказать гинекологу о его причине, доктор Дэш не смог сдержать гнева, а затем наложил швы и прописал антибиотики, что в конце концов поставило ее на ноги.

На работе ей хотелось скорее оказаться дома, где она могла помечтать о будущем. Во сне ее то и дело мучили кошмары.

Однако цель оставалась прежней. Она была намерена всю оставшуюся жизнь быть рядом с Линком.

Джошуа, благодаря дружеским отношениям с судьей, добился того, что суд вынес решение, по которому она лишалась возможности встречаться с Билли. Он запретил это даже Рой и Нолаби. Мэрилин понимала, что подобная жестокость ее мужа объяснялась его любовью к ней. Иногда он представлялся ей в виде персонажа фильмов ужасов, с торчащими клыками и хищным лицом.

Росс, симпатичная молодая шотландка, няня Билли, рискуя быть уволенной, в выходные дни рассказывала Мэрилин по телефону о своем подопечном. Несмотря на бодрость ее тона, Мэрилин догадывалась, что все было не столь безоблачно. Билли тяжело воспринял длительное отсутствие матери и превратился в неуправляемого маленького монстра.

За десять дней до Рождества Мэрилин посетила магазин игрушек и распорядилась направить покупки на Хилл-крест-роуд. Утром, в день Рождества, выйдя за газетой, она увидела на ступеньках миниатюрный фургон, ковбойское снаряжение, набор игр, кое-как снова завернутые и упакованные. Все было на месте, даже коробка конфет, перевязанная алой ленточкой. Своего рода весточка от мужа…

К середине января «Блейзер» был почти полностью отснят.

В последнюю среду месяца снималась сцена, в которой Мэрилин изображала езду верхом на работавшем от электропривода макете лошади, а в это время проектор, синхронизированный с камерой, проецировал изображение меняющихся зимних лесных пейзажей на белый экран, находящийся позади нее. Будущие зрители увидят Рейн Фэрберн в роскошном наряде, скачущую легким галопом на черном арабском скакуне — ну куда же еще? — к затерявшемуся в чаще дворцу.

Когда она слезла со своего хитрого сооружения из дерева и стали, к ней подошла костюмерша и поднесла телефон, от которого тянулся длинный шнур.

— Мэрилин, вас просят.

Мэрилин взяла трубку, уверенная, что это мать. Беспокоясь о дочери, Нолаби привозила ее на съемки и увозила домой. Иногда она ждала ее здесь, а чаще всего несколько раз звонила, справляясь о положении дел.

— Мэрилин? — раздался в трубке голос Джошуа.

Услышав этот знакомый, ненавистный, рокочущий голос, Мэрилин онемела от дурного предчувствия.

— Черт побери, нас разъединили.

— Я слушаю, — шепотом сказала она. — Что-то с Билли?

— Он попал в аварию.

Она словно оказалась в каком-то безжалостном мире, в котором нет тепла, нет надежды и царствует вечный ужас.

— Он не… — Мэрилин не смогла произнести последнее слово — «погиб».

— Он в больнице.

— Ты где сейчас?

— В больнице св. Джона.

— Я сейчас приеду. Ах Боже мой, мать уехала!

— Мэрилин, ты должна держаться. — Голос Джошуа стал еще глуше. — Ведь Билли может нуждаться сейчас в тебе.

— Но как я доберусь туда? — в отчаянии воскликнула она.

— Скажи, чтобы тебе дали лимузин.

Приемный покой был без окон, но выглядел светлым. На стенах висели распятие и два эстампа с религиозными сюжетами. Кроме сгорбившегося в углу Джошуа, в помещении никого не было. Когда вошла Мэрилин, он встал.

Его брюки и рубашка были в ржавых пятнах. Загорелые щеки сильно обвисли, а складки, идущие от уголков рта, стали настолько глубокими, что подбородок казался подвешенным, словно у куклы-марионетки. Чувства, которые она испытала, увидев его, — ненависть, гнев, страх, сожаление — быстро отошли на второй план под натиском безграничного материнского горя.

— Как чувствует себя Билли? — спросила она.

— Пока ничего не говорят. Еще и часа не прошло, как мы приехали сюда.

— Часа! — Она сразу вспомнила посещение больницы, связанное со смертью отца, когда она и мать покорно ждали, а строптивая маленькая Рой криком выражала свой протест недружелюбно настроенной медсестре. — И ты до сих пор не спросил!

— Да спрашивал я, черт побери! Единственное, что я здесь делал, это спрашивал! Эта больница похожа на какого-то мерзопакостного спрута! Какие бы щупальца я не атаковал, ответ везде один: нет сообщений. — Он шумно вздохнул. — Может, это занимает много времени при травме головы?