Но его империалистические догматические взгляды не могли рано или поздно не встать между ними.

В начале 1916 года военное министерство наконец взяло на себя управление операциями в Месопотамии и вывело на сцену войска, авиацию, артиллерию и транспорт. Это случилось слишком поздно, чтобы предотвратить агонию Эль-Кута, но произвело впечатление на очередного важного гостя в Басре, приехавшего в ноябре эмира и хакима Южного Неджда, Абдул-Азиза Ибн Сауда. Его посещение казалось почти королевским визитом, и он осмотрел современный научный центр военного дела, которым стала Басра. Если и существовал на свете арабский лидер, с которым Гертруда хотела бы познакомиться, но не получалось, – то это был именно он, харизматичный и замечательный воин, наследственный имам, судья, правитель и губернатор в одном лице. Он был непререкаемым лидером фундаменталистской секты ваххабитов, ставящей своей целью обращение к изначальному исламу Пророка под строгим руководством законов шариата. Когда ему исполнилось пятнадцать лет, рашидиды изгнали племя саудитов и захватили Риад, его столицу. В двадцать два года Ибн Сауд во главе восьмидесяти верховых воинов на верблюдах, предоставленных ему шейхом Кувейта, союзником против рашидидов, подъехал ночью к Риаду, всего с восемью отобранными соратниками перелез через стену дворца, заколол спящих рашидидов и, лишь порозовело небо на рассвете, распахнул ворота города.

Следующие десять лет Ибн Сауд посвятил постепенному отвоевыванию территорий своих отцов. В 1913 году он захватил турецкую провинцию Хаса, ранее подчинявшуюся Риаду, обратил в бегство османский гарнизон и утвердился на берегах Персидского залива. Ибн Сауд стал другом британского политического агента в Кувейте, капитана Вильяма Шекспира, который неоднократно пытался убедить британское правительство в растущей значимости этого князя пустыни. Вскоре после объявления Первой мировой войны Шекспир поехал в Неджд и отправился на север с черными шатрами Ибн Сауда, идущего мстить за последнее нападение рашидидов, поддержанное турками. В этой битве Шекспир погиб, хотя и был некомбатантом. Вскоре после этого Ибн Сауд познакомился с сэром Перси Коксом, в то время главным политическим агентом в зоне Персидского залива, и заключил с Британией формальное соглашение, в котором также приняли участие шейхи городов Кувейта и Мухаммара.

В течение нескольких часов 27 ноября 1916 года будущий основатель Саудовской Аравии был принят Коксом и Гертрудой, потом торжественно проехал по Басре, где ему показали самое последнее наступательное оружие. Держась величественно и с достоинством, он теребил четки и смотрел, как срабатывает мощная взрывчатка в импровизированных окопах и как стреляют зенитки. Говоря редко и мало, он проехал впервые в жизни по железной дороге и на скоростном автомобиле был отвезен в ближний город Шейбу инспектировать британскую пехоту и индийскую кавалерию. Он наблюдал за артиллерийской батареей в действии, смотрел на летящий в небе самолет. В базовом госпитале Гертруда сунула руку под рентгеновский аппарат, Ибн Сауд последовал ее примеру и увидел рисунок костей своей руки. Гертруда дала его портрет в статье для «Арабского бюллетеня» Лоуренса – газеты секретной информации для правительственных учреждений Британии, издаваемой в Каире.

«Ибн Сауду едва исполнилось сорок лет, хотя выглядит он старше. У него запоминающая внешность: блестящие глаза, заплетенные в косы волосы, рост выше шести футов и осанка человека, привыкшего повелевать. Хотя он сложен массивнее, чем типичный арабский шейх, черты лица характерны для арабов знатного рода: резкий орлиный профиль, хорошо сформированные ноздри, выступающие губы и длинный узкий подбородок, подчеркнутый остроконечной бородкой. У него изящные руки с тонкими пальцами – черта почти универсальная для племен чистой арабской крови. Несмотря на высокий рост и ширину плеч, он производит впечатление, достаточно частое для народов пустыни, некоторой неопределенной усталости, не индивидуальной, а расовой вековой усталости древнего изолированного народа, живущего с тяжелым напряжением всех своих сил… Его рассчитанные движения, медленная приятная улыбка и задумчивый взгляд из-под тяжелых век, хотя и придают ему достоинства и обаяния, не согласуются с западным представлением об энергичной личности. Но, судя по рассказам, его физическая выносливость необычайна даже для привычной к трудностям Аравии. Среди людей, выросших в верблюжьем седле, у него репутация неутомимого всадника, с которым мало кто может соперничать… Всем известна его отвага, и с качествами солдата в нем сочетается мудрость государственного мужа, которая в племенах ценится еще больше».

Впечатление, которое Гертруда произвела на Ибн Сауда, было более неоднозначным. Кокс уже говорил с ним о ее предвоенной экспедиции в Хаиль, но никогда раньше Ибн Сауд не видел европейской женщины. Про него знали, что он был женат и потом разведен примерно шестьдесят пять раз, передавая женщин после пары ночей своим шейхам и соратникам. И необходимость видеться с этой нагло открытолицей женщиной на каких-то равных основаниях стала для него оскорблением его мужского достоинства, и он был просто ошеломлен, видя, как важные люди отступают, пропуская ее вперед. Более того, Гертруда не только приветствовала Ибн Сауда в самых дружеских выражениях, но еще и была назначена его сопровождающим и гидом. Кокс писал в дипломатическом тоне:

«…Тот феноменальный факт, что представительница прекрасного пола занимает официальное положение в Британском экспедиционном корпусе, не укладывался в его бедуинские понятия. И все же, когда надо было, он встретился с мисс Белл с полной искренностью и совершенно хладнокровно, будто всю жизнь общался с европейскими дамами».

В то время Ибн Сауд действительно мог вести себя вполне дипломатично, но впоследствии не стеснялся в выражении чувств. Политический комиссар Гарри Сент-Джон Филби, другом Гертруды к моменту написания письма не являвшийся, отмечал, что «многие из делегации Неджда корчились от хохота, когда он изображал ее пронзительный голос с женскими интонациями: “Абдул-Азиз [Ибн Сауд]! Посмотрите вот на это, что вы об этом думаете?” – и тому подобное». Наверное, Ибн Сауд единственный из арабских шейхов ее передразнивал. Дело, видимо, в том, что он был единственным из влиятельных шейхов, с которыми она виделась в обстановке западной, а не бедуинской. Если бы Гертруда явилась в его шатер в пустыне в вечернем платье, преподнесла бы ему бинокль и пистолеты, ела бы с ним на ковре и на его родном языке бегло и свободно стала бы обсуждать культуру, поэзию и политику пустыни, то наверняка произвела бы на него не меньшее впечатление, чем на Яхья-Бега, Мухаммада Абу-Тайи, Фахад-Бега и прочих.

Визит закончился. Гертруда продолжала работать в жутких погодных условиях, не зная, что предпочтительнее: зима, когда все дороги превращаются в грязь и через канавы перебрасываются доски, или лето, когда для уроженки Йоркшира жара нестерпима. «Ночью я проснулась и обнаружила, что температура все так же выше 100° [30] и я лежу в луже. Утром моя шелковая ночная рубашка идет вместе со мной в ванную, там я ее выжимаю, и можно о ней больше не думать… вода для ванны, набранная из бака на крыше, никогда не бывает холоднее 100°, но пар от нее не идет: воздух горячее», – писала она родителям. От постоянной стирки одежда рассыпалась. Вставать приходилось в полшестого или в шесть утра, чтобы ее чинить – в Англии этим всегда занималась ее горничная Мари. Отчаянные просьбы об одежде иногда приносили свои плоды:

«К счастью, почти ничего не приходится на себя надевать, но все же важно, чтобы это “ничего” было без дырок… Подумать только, что когда-то я ходила чистой и аккуратной! Спасибо вам большое – у меня теперь есть кружевное вечернее платье, белое креповое платье, синее муслиновое в полосочку, две блузки и полосатое шелковое платье, все более чем подходит… и коробка и зонтик тоже пришли!»

Но часто у Гертруды бывали разочарования, как видно из письма от 20 января 1917 года:

«Прибыла коробка от Мари – в ней должно было быть черное атласное платье, но ее вскрывали, и платье оттуда извлекли. Я просто в ярости. Осталась только картонная коробочка с маленькой черной атласной накидкой, которую Мари послала с платьем, сетки и золотой цветок…»