Шрифт:
– Спасибо. Я получил истинное удовольствие.
Эди улыбнулась:
– Я тоже.
Глава двадцать шестая
После инцидента с собачьим калом Миган вела себя тихо, даже замкнуто. Но когда появилась перспектива новой рекламной кампании, опять стала громогласной и несдержанной. Я чувствовал, как от нее исходит самоуверенность. И подозревал, что она хотела, чтобы мы все ее ощутили. Действовала, как боксер, рекламирующий себя на пресс-конференции перед боем, чтобы таким образом деморализовать противника и заработать пару психологических очков.
Совещание назначили на полдень. То ли подействовала атака Миган, то ли сдали нервы, но Эди вдруг решила до начала встречи переделать все наши эскизы.
– Недостаточно энергичны.
– Они хороши, Эди.
– Именно хороши. Но не более.
Я не сопротивлялся. Обрадовался возможности посидеть рядом с ней за столом, прижиматься бедром к ее бедру, вдыхать аромат Эди и наблюдать, как она рисует. Нас прервали примерно через час. В кабинет ворвался Джош. Он был настолько возбужден, что мог едва говорить.
– Его берут! Наш комикс. Покупают!
– Кто?
– «Частный взгляд». Не только берут, хотят заказать еще в том же роде. Думают организовать страничку рассказов в картинках. Добропорядочные, либеральные тридцатилетние глазами их мудрой собаки. Решающей изюминкой стал пес. Он им очень понравился.
Мы повернулись к Догго, который, свесив голову, лежал на краешке дивана.
– Он здоров? – Джош тревожно нахмурился.
– У него была трудная ночь.
Не время праздновать победу и оценивать, что подобная сделка значит для Джоша, Догго и меня. Но я почувствовал, как приоткрылась дверь. Даже не дверь – люк аварийного выхода.
Через пятнадцать минут к нам заглянул Тристан и сказал, что Ральф еще не приехал, а совещание откладывается на полчаса. Покосившись на меня, словно его удивляло мое присутствие в этой комнате, он попросил зайти к нему в кабинет.
– Закрой дверь и садись. – Я устроился напротив него. – Симпатичная рубашка.
– Спасибо.
– Где ты ее взял?
Ложь далась легко:
– Подарок Клары.
– Клары? Тебе, наверное, было тяжело, когда она ушла?
– Да.
– Тогда ты поймешь, что я сейчас чувствую. – Тристан пододвинулся ко мне. – Дело в том, что я знаю эту рубашку. Видел раньше.
– Где?
– Не валяй дурака, Дэн.
Мгновение я взвешивал его слова, затем как можно спокойнее произнес:
– Это не то, о чем ты думаешь.
– Откуда тебе знать, что я думаю, дружок?
– Я не твой дружок, Тристан.
– Нет, но мог бы им стать. Теперь тебе придется узнать, что значит числиться моим врагом. Вам крышка. Обоим.
Я посчитал за лучшее не отвечать, ограничиться взглядом – пусть купается в своих презрительных насмешках.
– Ну, так как?
– Ты женатый человек, Тристан.
– Угрожаешь?
– Только хочу сказать, что будет очень неловко, если твоя жена каким-то образом узнает о твоих похождениях.
Глаза Тристана сузились:
– Ты так не поступишь. Не станешь вредить хорошей женщине, которая не сделала тебе ничего дурного. Такие, как ты, на это не способны.
Он был прав. Я не стал бы губить ее семейную жизнь, даже если бы считал, что это ей на пользу. Я развел руками и спросил:
– Так у нас с тобой все?
– Далеко не все. Но сейчас убирайся ко всем чертям из моего кабинета.
– Проклятие! – Эди возмущенно расхаживала по кабинету. – Он рылся в моих вещах, когда я не видела. – Она остановилась и повернулась ко мне: – Извини, не ожидала, что он на такое способен.
Я усилием воли отогнал от себя тошнотворную картину: голый Тристан роется в шкафу Эди, пока она принимает душ.
– Это может стать проблемой в одном случае – если ты хочешь, чтобы он к тебе вернулся.
Она замерла:
– Я тебе не лгала, Дэн: с тех пор, как ты появился в моей жизни, он стал мне не нужен.
Эди даже не представляла, как я этому обрадовался:
– Тогда придется вместе терпеть нападки.
Она помрачнела:
– Ты главное действующее лицо рекламной кампании лосьона. Он не сможет тронуть тебя.
– Ты так считаешь?
Мне в этот момент полагалось бы отделаться какой-нибудь бодренькой дешевкой, вроде: «Я ему не позволю!» Но я вовсе не был уверен, что сумел бы помешать ему тайно и постоянно мстить исподтишка.
Когда мы входили в зал заседаний, Тристан лучился улыбкой и источал дружелюбие, но его глаза, подкрепляя недавнюю угрозу, надолго задержались на мне. Я не был в этом помещении с тех пор, как Ральф и Тристан (и, полагаю, Эди тоже) беседовали со мной, принимая на работу, и меня поразило, как много всего произошло за прошедшие недели. После нескольких лет благостной инертности, по причинам, которые я не взялся бы назвать, жизнь внезапно пустилась галопом. Я натягивал поводья, но вместе с тем наслаждался безумным соединением страха и веселья, бьющим в лицо ветром. Мне казалось, я в безопасности, во всяком случае в том, что являлось для меня важным. Раньше у меня никогда не возникало подобного ощущения.