Шрифт:
— Какие вести с Днепра? — спросил фон Бок вошедшего в кабинет генерала, показывая карандашом на карте синюю извилистую ленту Днепра у пункта «Соловьево».
Генерал хотел было сказать: «Окружить не удалось», но, увидев стянутое морщинами лицо командующего, выражавшее теперь скорее боль, чем злобу, доложил так, как оно было на самом деле:
— Прорвались...
— Прор-ва-лись?! — повторил фон Бок и потянулся рукой к сердцу. — Значит, опять ушли? — его губы чуть слышно прошептали: — Позор! — Он застыл в задумчивости у стола. Ему было тяжело окончательно убедиться в том, что план «молниеносного» разгрома Советской Армии и удушения Советской России провалился.
Фельдмаршал фон Бок подавил в себе волнение и, стукнув согнутым пальцем по карте, произнес:
— Все, генерал, свершилось! Теперь надо думать, как быть дальше... — и фон Бок опустился в кресло.
Генерал безмолвно положил папку с докладом на стол. Сверху лежала копия приказа командира танковой дивизии генерала Неринга, в котором говорилось: «...наши потери снаряжением, оружием и машинами необычайно велики и значительно превышают захваченные трофеи. Это положение нетерпимо, иначе мы «напобеждаемся» до своей собственной гибели...» Оловянный взгляд командующего остановился на фразе: «...мы «напобеждаемся» до своей собственной гибели».
— Что? — он поднял усталые веки. — И это пишет генерал? Командир дивизии?! Позор! Он паникер!
Командующий размашисто наискось написал на приказе: «Вызвать ко мне!»
Однако, немного подумав, несколько тише, но решительно приказал:
— Напишите донесение в ставку, что наши войска натолкнулись на сильно укрепленную линию русских на рубеже... — он запнулся и, водя растопыренными пальцами по карте, соображал, как назвать этот рубеж, — на рубеже Ельня — Ярцево, — наконец определил он.
— Надо взять еще шире: по всему фронту — от Жлобина до Великих Лук. Ведь там тоже застопорилось, — не без опаски ответил генерал, ожидая, что это может вызвать бурю негодования.
Фельдмаршал кивнул головой.
— Пожалуй так... — И он грузно осел в кресло, пораженный страшной действительностью. Нервно постукивая пальцем по глухому дереву стола, он думал: «Да, с «планом Барбаросса» покончено! Требуется передышка. — И в его памяти предстало властное лицо Гитлера. — Но как объяснить такую очевидную вещь этому неуравновешенному человеку?»
Хотя фельдмаршал фон Бок и был уверен, что в недалеком будущем германская армия победит красную Россию, но все же будущее пугало его. Пугало необыкновенно упорное сопротивление советских людей. И фон Бок задумался над тем, как бы яснее изложить эту мысль главному командованию сухопутных войск, чтобы заставить и командование и Гитлера прислушаться к ней и изменить взгляды на Россию. «Иначе произойдет трагедия!..» — И, обдумывая каждое слово, он стал вслух формулировать основную мысль доклада:
— Я считаю, что завершение уничтожающих боев на Востоке будет разительно отличаться от того, как это было на Западе. На Западе и в польской кампании войска окруженного противника после боев в основном почти добровольно сдавались в плен. На Востоке большое количество русских укрылось в лесах, на полях, на болотах, в обширных, еще не прочесанных нами районах.
Там находятся вооруженные батальоны, которые представляют для нас опасность... Причина кроется в том, что русские в основном уклоняются от плена... — фон Бок перевел усталый взгляд на генерала, записывавшего в тетрадь высказанные командующим мысли, и сказал ему: — Сейчас же передайте начальнику штаба.
Начальник штаба одобрительно отнесся к предложенной командующим формулировке и почти целиком, с небольшим изменением, поместил ее в доклад главному командованию сухопутных войск.
— Вот так! — многозначительно произнес командующий, подписал доклад, а ниже, перед словами «июля 1941 года», поставил 29-е число.
В те дни, когда передовые отряды гитлеровцев, захватив Ярцево и станцию Днепровскую, двигались с юга и с севера навстречу друг другу, чтобы отрезать пути отходящим из-под Смоленска советским войскам, полковник Железнов получил в штабе фронта новое назначение.
Выйдя из отдела кадров, расположившегося в кустах под открытым небом, в полукилометре от штаба фронта, Железнов направился к своей укрытой в роще машине. Вдали он увидел военного, который шел от штаба фронта, то и дело вытирая платком бритую голову. Яков Иванович узнал в нем полковника Лелюкова.
— Чертушка, здравствуй! — Лелюков схватил Железнова за плечи. — Жив, курилка? Слышно что-нибудь о семье?
— Нет, Александр Ильич, — ответил Железнов и, вытянув руки по швам, отрапортовал: — Товарищ полковник! Прибыл в ваше распоряжение. Назначен вашим заместителем.