— А рана?

— Рана солдатская сама заживет.

Трошин в последний раз затянулся и бросил окурок в реку.

— Ну, мне пора. Мы ведь на положении никудышных: назначены артполк сопровождать... А насчет моста вы не беспокойтесь: выдержит! — Прихрамывая, Трошин зашагал догонять своих. Потом вдруг остановился: — А тот саперный техник, что вы арестовали...

— Паршин? — помог ему вспомнить Железнов.

— Вот, вот, Паршин! Драпанул он... — Трошин повернулся и зашагал дальше.

— Товарищ!.. Постойте!.. — крикнул ему Железнов так громко, что лошади, тащившие орудие, подались в сторону. — Ваш дружок Кочетов ведь здесь, у нас... За Пневскую Слободу дерется!

— Ах, он этакий... — У Трошина вырвалось крепкое словцо. — Виноват, товарищ полковник... Ведь, наверно, он, сукин сын, из госпиталя удрал!..

— Верно, удрал!..

— А где же, товарищ полковник, эта Пневская Слобода?

— Недалеко. — Яков Иванович показал рукой туда, где за деревьями курился черный дым. И Трошин пошел вперед.

— Ну как, чертушка, дела? — раздался сзади знакомый голос. Яков Иванович обернулся. Нагнавший его Лелюков отряхивал с себя пыль. — Пиши, Яков Иванович, донесение командующему: «Вчера отбили одиннадцать атак, но враг все же рвется к переправам...»

— Написать о московском коммунистическом истребительном батальоне? — спросил Яков Иванович. — Дерутся, как львы!

— Так и пиши: «Дерутся, как львы!» — Лелюков ткнул пальцем в бумагу: — И еще напиши, что все переправы работают и по ним движутся отходящие войска.

Пока Железнов писал донесение, Лелюков смотрел туда, где черной тучей расплылся по горизонту дым боев и пожарищ. Над дорогами висели густые облака пыли: беспрерывным потоком тянулись машины, тракторы с орудиями, конные обозы. Все это, наезжая друг на друга, вваливалось на переправы и, спускаясь с мостов, длинными колоннами растекалось по трем направлениям.

Лелюков взял донесение, прочел его и подписал. Яков Иванович подозвал связного, отдал ему донесение и приказал:

— Скажи, чтобы немедленно закодировали и быстро передали по радио.

— Ты понимаешь, Яков Иванович, в чем сила и значение этой операции? — прищуривая косящий глаз, спросил Лелюков. — Они хотели еще двадцать седьмого июля с ходу захватить Соловьевскую переправу и сунули туда свежую двенадцатую танковую дивизию. А что из этого вышло? Пшик!.. Сегодня какое число?

— Первое августа, — ответил Железнов.

— Вот то-то и оно! Видишь, как наши дела, чертушка, повернулись! Смоленское сражение, несмотря на понесенные нами большие жертвы, показало, что мы можем разбить врага! И мы его разобьем!.. Но нам, командирам, нужна организованность и еще раз организованность... Вот что!..

Когда «эмка» увезла Лелюкова на южный мост, Яков Иванович, отдав коменданту переправы нужные приказания, отошел в сторону шагов на сто.

Чувствуя, что его одолевает усталость, он опустился на густую, заждавшуюся косца траву.

Мимо, по тропе, еле передвигая ноги, длинной цепочкой, молча шагала в лес на отдых сменившаяся команда саперов. Было знойно. Монотонно стрекотали на лугу кузнечики... Яков Иванович блаженно потянулся, скинул сапоги, зарылся в пахучую траву и закрыл глаза.

Почти над самым его ухом в орешнике пискнула синица. «Ишь ты! И война тебе нипочем», — мысленно промолвил Яков Иванович.

Но в этот момент отвлек звук, напоминающий гудение шмеля. Яков Иванович насторожился и стал внимательно всматриваться в безоблачное небо. Звук становился все отчетливей, и наконец в стороне Ярцева что-то засеребрилось. Через несколько минут над переправами медленно пролетел самолет с торчащей под фюзеляжем трубой. Кругом загрохотали зенитки, застрочили пулеметы.

«Костыль»! — определил Яков Иванович. — Эта «птичка» к несчастью. Как хотелось ему, чтобы самолет грохнулся наземь! Но «костыль», как назло, прибавил скорость и улетел, унося с собой сделанные через торчащую под фюзеляжем трубу фотографии переправ.

Громко хлопнула дверца «эмки», и из машины выскочил все тот же неугомонный Лелюков.

— Что, Яков Иванович, ко сну клонит? — крикнул он еще издали. Подойдя к Железнову, уселся на траве и задымил папиросой: — Все у нас идет хорошо. Если так будет и дальше, то мы завтра переправим все основные силы армий. На том берегу останутся только части прикрытия. Четыре дивизии уже полностью здесь на нашем берегу. Сейчас переправляются другие: у Пущина — танковая дивизия, у Соловьева — части мехкорпуса, у Макеева — стрелковая дивизия. А здесь что нового?