ройкой много, но ведь Языков же строил, не переставая адвокатствовать!» [87, с. 348],

В этот период жизни Софья Васильевна питала глубокое доверие к умению своего мужа вести дела и защищала его перед Александром Онуфриевичем, который сомневался в этом. Она наивно думала, что сама она как математик сможет оказать мужу существенную помощь. Его неудачи в предыдущей деятельности она приписывала различным случайностям. Владимир Онуфриевич начал прилагать всю свою энергию к постройке домов. Софья Васильевна была ему деятельной помощницей. Кроме домов, построили и общественные бани, рассчитав, что для Васильевского острова они очень нужны.

В жизни Ковалевских наступил период материального благосостояния. Они заняли большую квартиру, развели парники и даже завели корову, чтобы поить дочку свежим молоком.

Но уже в 1879 г. стало ясно, что все их благополучие лишь видимость. Дома, которые они выстроили, были заложены и перезаложены, процентов по закладным надо было выплачивать больше, чем получалось доходов. Владимир Онуфриевич совсем упал духом. Но Софья Васильевна проявила «чудеса энергии, ума и настойчивости», как сказал о ней муж. Несмотря на это, супругов постигло банкротство. Когда один из кредиторов производил опись движимого имущества, то, «кажется, очень удивился, найдя его таким скудным»,—писала Ковалевская Александру Онуфриевичу [71, с. 267].

Мы уже упоминали, что Владимир Онуфриевич работал в газете «Новое время». Он стал ее фактическим редактором, что давало приличный заработок, но было хлопотно и отнимало много времени. Уйдя из газеты по идейным соображениям, он потерял и этот заработок.

В дополнение ко всем строительным бедам весной 1879 г. Владимир Онуфриевич получил жестокий удар из радикального лагеря. Ему прислали напечатанный в женевской газете пасквиль, обвинявший его в якобы шпионской деятельности в те времена, когда он жил за границей. Никто из его друзей не поверил клевете, но для самого Ковалевского этот выпад был мучителен.

После краха предприятий с домами Ковалевским захотелось покинуть Петербург, и они стали думать о переезде в Москву. В Московском университете кафедрой палеонтологии заведовал 80-летний профессор Г. Е. Щуровский,

89

и была надежда, что он сделает Владимира Онуфриевича своим заместителем. Но пока еще места не было.

В это время Ковалевский получил предложение вступить в «Общество русских фабрик минеральных масел Рагозина и К0». Глава компании В. И. Рагозин провел Ковалевского в директора общества. По этому поводу Владимир Онуфриевич написал жене: «предмет моих занятий крайне неопределенный и потому опасный» [71, с. 269]. В деле было трудно сразу разобраться, но ему показалось странным, что имелось большое число векселей, чего не должно бы быть при выгодности дела. Но все же он решил, что «принимая самое худшее толкование, оно [дело] все- таки хорошо» (Там же).

Рагозин предложил Ковалевскому взять паи общества в кредит. В общей сложности Владимир Онуфриевич взял шестьдесят паев, из которых половину заложил по тысяче рублей за каждый. Купили паи и Александр Онуфриевич, и Юлия Лермонтова.

Тем: временем и Софья Васильевна не оставалась без дела. Они с Юлией Всевшводовной занялись, вместе с изобретателем электрической давечи » .II. Н. Яблочковым, изобретениями для применения" электричества к освещению улиц: В Москве зажили опять хорошо: сняли большую квартиру, обставили ее тяжелой мебелью,

Владимира Онуфриевича в его новой должности больше всего привлекало то, что по делам службы ему нужно было ездить за границу, где он надеялся встретиться со своими научными друзьями,— может быть, это помогло бы ему вернуться к науке. Первый раз он выехал за грайицу в октябре 1880 г.

В это время стало совершенно вероятным его приглашение в Московский университет, и он должен был вернуться в январе 1881 г. для чтения лекций. В начале декабря 1880 г. на физико-математическом факультете университета Ковалевский был единогласно избран штатным доцентом по кафедре геологии и палентологии. Совет университета утвердил избрание, а 3 января 1881 г. попечитель округа санкционировал выборы.

Переписка Вейерштрасса и Ковалевской в 1875 г.

Вейерштрасс не знал, каково истинное положение вещей. Он думал, что Соня богата и если не занимается наукой, то лишь потому, что увлечена светской жизнью. Своими пись¬

90

мами он пытался поддерживать у Софьи Васильевны интерес к математике. В первом письме, от 21 сентября 1874 г., написанном по возвращении из трехнедельного путешествия с сестрами по Рейну, он просит Соню заботиться главным образом о том, чтобы отдохнуть: «То, что ты пропустишь в занятиях, ты сможешь очень легко догнать со све- жими силами. Я знаю по собственному опыту, как мучительно для человека иметь в голове много проблем, но из-за недостатка физических сил не быть в состоянии с ними справиться» [125, с. 187].

Прежде всего Вейерштрасс сообщает своей ученице, что ее диссертация (работа о дифференциальных уравнениях) уже напечатана и печать очень хороша; 35 экземпляров он хочет удержать у себя, чтобы их распределить, 65 уже упакованы для отсылки в Петербург, 250 экземпляров, предназначенных для Геттингена, уже переданы математику Лртце. (В то время авторы печатали диссертации за свой счет, и Вейерштрасс в одном из писем дает Соне отчет в израсходовании оставленных ею для этой цели денег.)

Дальше Вейерштрасс описывает свое путешествие, во время которого он посётил Гейдельберг, Баден, Кёльн и Страсбург. На него нахлынули воспоминания молодости, он вспомнил дорожку, по которой ходил много лет назад с другом, убедившим его стать математиком. «Я остался верен своей цели,— добавляет Вейерштрасс,— и доволен достигнутым результатом, несмотря на то, что не все цветы дали зрелые плоды» [125, с. 188].