— Ты напиши папе «спасибо», ладно?.. За Снежка. Его ведь папа подарил?

Мама поцеловала его и сказала:

— Ты угадал. Вернее, мы вместе: папа и я.

Женька вздохнул. Неужели Евгений Иванович и есть его настоящий папа?! В носу защипало. Хорошо девчонкам: реви, сколько хочешь…

Солнце торопливо спускалось в тайгу. И темнота, которая до этого пряталась на дне оврага, начала взбираться вверх по склонам, проглатывая кусты и деревья. Она уже тянулась к Женькиным ногам, обдавая их сырым и холодным дыханием.

Заиграл горн: «На линейку пора! На линейку пора!»

Нужно было возвращаться…

Женька пришел, когда все уже построились возле флага правильным четырехугольником. Светка Малышкина, их командир отряда, накинулась на него:

— Ты что, Сергеев, выделываешься?! Тут рапорт сдавать надо, а он гуляет! Мы с ног сбились — тебя искали! Думали, что ты из лагеря сбежал. Говори, где был!

Строй рассыпался, и Женька увидел вокруг множество глаз, устремленных на него. Сгорая от любопытства, таращились малыши. Издали поглядывали воспитатели и вожатые.

«Все знают!» — пронеслось в голове. Женьке захотелось немедленно уйти, убежать из этой живой «клетки».

— Пустите!

Ребята неохотно расступились, и он прямо перед собой увидел Людмилу Петровну. Женька совсем не ожидал этого и окончательно смутился, растерялся. Людмила Петровна подошла к нему, положила на плечо руку и начала что-то говорить. Он плохо слышал и все старался отодвинуться от её руки, но это ему никак не удавалось.

Все смотрели на них. А Женька вдруг вспомнил, что у него сзади на рубашке дырка, прожженная угольком от костра, а голубая пилотка совсем побелела от солнца.

— Иди сюда, Евгения! — откуда-то из-за спины Людмила Петровна вытянула дочь. — Сейчас же извинись за свое свинство!

Но девчонка упиралась, выдергивала руку и смотрела на Женьку-раз прямо, не мигая.

— Я пойду, можно?.. — сказал Женька-раз и, спрятав руки в карманы поношенных шортов, ссутулившись сильнее обычного, побрел к даче.

— Мы приедем завтра! — услышал он. — Евгений Иванович тоже приедет! — но мальчик не обернулся. Только быстрее зашлепали тапочки и выше вскинулись худые плечи…

8.

В палате Женька достал из тумбочки заветную фотографию и принялся внимательно, словно впервые, разглядывать её.

Конечно, это был Евгений Иванович, только молодой, в летном шлеме. Он сидел на крыле самолета и улыбался, а внизу стояла мама и махала рукой. А на обороте круглым и красивым маминым почерком было написано: «Ни пуха, ни пера!» И другим, бегущим — наискось — «К черту!»

Эту фотографию Женька получил в больнице, когда заболел воспалением легких. Он лишь помнил, что в больницу его привезла «Скорая помощь», которая ужасно противно и громко визжала, а потом он долго, очень долго лежал на длинной узкой и жесткой кровати.

…Ему трудно поворачивать голову, и поэтому все кругом — и стены, и простыни, и тумбочка у кровати, и луна в окне — все сливается в бесконечное слепящее снежное поле. А он один. И хочется пить. Но снег — нельзя! Женька знает это. Он облизывает жаркие, в трещинках, губы и просит: «Пить… Пить…» И вдруг, закрывая белую, в пол-окна луну, летит красный самолет! Он садится прямо возле кровати, а из самолета выходит папа в шлеме со звездой и протягивает Женьке стакан с водой. А вода плещется, пузырьки поднимаются и лопаются на стенках — «буль-буль-буль!» Папа приподнимает Женькину голову и говорит ласково: «Пей сын! Пей, мой мальчик!» и улыбается. Женька тоже улыбается: «Ты пришел!.. Я ждал тебя…» — и никак не может разглядеть его лицо. Из-за Луны. Она очень ярко светит, прямо в глаза! «Прогони Луну, — просит он. — Я не вижу тебя…».

«Тебе нельзя говорить. Тихо, Женя. Лежи, лопушок!» — это уже мамин голос. Женька послушно опускается на подушку и шепчет: «Ты еще придешь?» И папа кивает. Женька успокаивается и закрывает глаза…

А утром, когда проснулся, увидел маму. Она сидела на белом табурете в белом халате и такой же косынке. Косынка туго стягивала лоб, закрывая темные мамины кудри. Но все равно, даже без кудрей мама была красивая, самая красивая!

Женька сказал:

— А ко мне приходил папа. Ты знаешь?

Мама ласково погладила его руку, почти не сминающую одеяло, и ничего не ответила.

— Только я не разглядел его, — продолжал он. — Луна мешала. Покажи мне папу, ладно?

Мама кивнула, а вечером принесла эту самую фотографию. С тех пор он и не расстается с ней.

Потом, конечно, Женька догадался, что все ему привиделось. Температура, как сказала мама, была очень высокая: почти сорок. Но Женька все равно немного обиделся на папу. Мог же он прилететь хоть на минуточку! Ведь Женька так болел и так ждал его…