Королёв, скептически посмотрел на тщедушную собачку, потом на Серяпина, и сказал:

– Уж очень она дохленькая. Михаил Клавдиевич подсчитал, что при входе в атмосферу перегрузки будут до 9G. Её после посадки из капсулы ложкой вычерпывать придётся. Надо подбирать кого-то маленького, но покрепче.

Хрущев, в русле общей тенденции провозглашённой им борьбы с привилегиями партаппарата, отказался переезжать из квартиры на улице Грановского, 3 в переоборудованный еще по указанию Маленкова особняк в Еропкинском переулке. Не поехал он и в новый особняк на Ленинских горах, передав его одному из детских домов.

А вот «группу информации» пришлось перевести из квартиры на улице Грановского в основное здание КГБ на Лубянке. Причина была тривиальной – в квартире оказалось невозможно установить сразу несколько «печатающих аппаратов» ЭФМ-1. Места было мало.

На Лубянке группе отвели значительно более просторное помещение, снеся межкомнатные стены между несколькими смежными кабинетами.

Объём данных, перелопачиваемый группой, был настолько велик, что несколько молодых офицеров могли справиться лишь с первичным поиском, оценкой и пересъёмкой либо распечатыванием информации. Но для передачи её в целевые НИИ, которым предстояло эту информацию осваивать, её необходимо было подготовить, тщательно проанализировать, сгруппировать по темам, удалить все подробности, которые могли раскрыть происхождение информации, систематизировать, составить оглавления, предметные и алфавитные указатели, сброшюровать, наконец.

Для этой работы в 20-м Главном Управлении КГБ, замаскированном под «Институт изучения исторических последовательностей», был сформирован Информационно-Аналитический Центр. Учёные и государственные деятели, имевшие полный доступ к «Тайне» – те, кого Хрущёв, посмеиваясь, именовал «масонами 33 уровня» – могли приезжать в ИАЦ лично и работать с уже подготовленными документами в читальном зале.

Королёв часто засиживался подолгу, изучая документы. ИАЦ и «Группа информации» работали круглосуточно, в 4 смены по 6 часов. Он не только подыскивал документы, но и мог тут же сесть и начать что-то считать или же бегло прочитывал текст и просил распечатать те или иные страницы.

Особенно внимательно он изучал мемуары своего заместителя Бориса Евсеевича Чертока. Книга была объёмистая, подробная, и содержала исчерпывающий анализ многих проблем и неудач с ракетами-носителями и космическими аппаратами.

Сергей Павлович оценил её по достоинству. Будучи на Байконуре, он как-то, уже поздно вечером, зашёл к Чертоку, и, по ходу беседы за чаем, как бы невзначай сказал:

– Надо бы всё, что мы делаем, записывать, для потомков. Чтобы знали, что и как было. Да и самим может пригодиться.

– Я кое-какие пометки делаю, Сергей Палыч, – ответил Черток.

– Вот и молодец! – похвалил Королёв. – Ты пиши, пиши, да поподробнее. Мало ли как жизнь повернётся...

А вот на Феоктистова, прочтя его мемуары, Сергей Павлович поначалу крепко обиделся. Но, поразмыслив, решил, что в этой реальности всё ещё может сложиться иначе.

Однажды Сергей Павлович, утомившись после многочасового изучения монографии Ярошевского «Вход в атмосферу космических летательных аппаратов», отодвинул в сторону распечатки. Капитан Селин предложил Главному немного развеяться и подал ему альбом с распечатанными смешными фотографиями. В ноутбуке нашлись не только текстовые образцы юмора из будущего, но и папка с небольшим количеством – всего несколько сотен килобайт – смешных фотографий из интернета. Чекисты их пересняли, распечатали в цвете и сделали фотоальбом, специально для отдыха посетителей.

Листая альбом, Королёв улыбался, а то и посмеивался... пока не дошёл до фотографии кота в стиральной машине-автомате, с подписью «Земля в иллюминаторе...». Как позже рассказывал капитан Селин, Главный конструктор «вдруг изменился в лице», а затем спросил:

– Андрей Викторович, а от вас можно позвонить по ВЧ?

Селин, получивший от Серова указание «во всём помогать Главному конструктору, выполнять любые его пожелания так, как если бы приказ исходил от меня лично», тут же подвинул Королёву телефонный аппарат.

Королёв позвонил в Институт Космической Медицины, Лебединскому.

– Андрей Владимирович, здравствуйте. Королёв у аппарата.

– Здравствуйте, Сергей Палыч, узнал.

– Андрей Владимирович, скажите, вы кошек на переносимость перегрузок не проверяли?

– Вообще пробовали, Сергей Палыч. Перегрузки они переносят неплохо, куда бОльшая проблема – зафиксировать кошку в центрифуге, – ответил Лебединский. – Они почти из любой сбруи выворачиваются. (Кошку успешно запускали по суборбитальной траектории французы 18 октября 1963 годаПо ссылке можно посмотреть, как выглядел космический контейнер для кошки)

– Ну, раз проверяли, значит, как-то сумели зафиксировать? – спросил Королёв.

– Сумели. Пришлось очень хитрую систему фиксации спроектировать. Мы ещё и мышей проверяли на центрифуге.

– И как?

– Да тоже нормально, как минимум 4G выдерживают. Вообще, в зависимости от направления ускорения, могут и больше.

(Переносимость перегрузок мышамии контейнер для запуска мышей на орбиту

– Спасибо, Андрей Владимирович. Обрадовали. До свидания. – Королёв прижал и отпустил рычаг, и тут же попросил соединить его с НИИ-88.