Шрифт:
Лида молчала и внимательно разглядывала своего спутника. «Так вот он какой, Борис Кирсанов! Он стоит, улыбаясь, перед ней. Какие у него красивые белые зубы, тонкий нос, густые темные брови над ясными глазами! Какая мужественная складка губ, волевой подбородок! Какой он вежливый, предупредительный, чуткий! И как он, такой культурный, образованный может быть груб с человеком, которого никогда не видел, но считает чуть ли не слугой! Как он может оскорбить, посмеяться, прикрикнуть, издевательски отчитать! Насколько он отличается сейчас от того Кирсанова, который по утрам начинает кричать в телефонную трубку! Ведь танцевала с ним целый вечер, а даже не узнала его по голосу: так он может изменить тон. Два человека в одном…»
— А вас как? — повторил Борис, теряя терпение.
Она взглянула ему прямо в смеющиеся черные глаза и неожиданно для самой себя сказала:
— А меня зовут… коммутатор!
И, резко повернувшись, пошла в противоположную сторону, не оборачиваясь, прочь от него.
Родной городок
Двадцать с лишним лет Василий Порфирьевич Костомолов, бывший заместитель министра, а теперь персональный пенсионер, не был в родном городке Нижнераменске, где родился и вырос. Да и двадцать-то с лишним лет назад Василий Порфирьевич побывал в Нижнераменске лишь проездом: навестить больную сестру.
И сколько раз за два последних десятка лет грезилось ему, как приезжает он в Нижнераменск. Когда был помоложе, хотелось приехать с «помпой»: одеться получше, взять свою легковую машину. «Смотрите, мол, вот вам — Васька Костомолов!»
Но потом стало все чаще и чаще хотеться побывать в Нижнераменске просто так. Обходить все знакомые места, побродить по лесу, посидеть у реки. Живо представлял себе Василий Порфирьевич, как идет он по сотни раз исхоженным улочкам, здоровается со старожилами. Василий Порфирьевич в своем воображении колесил по городку и так и этак, а от этих представляемых прогулок каждый раз теплело у него на душе и меньше беспокоила одышка.
И вот теперь, очутившись на центральной площади родного городка, Василий Порфирьевич неожиданно почувствовал, что даже первые его шаги по Нижкераменску будут сделаны как-то не так, как воображалось ему.
Он только что вышел вместе с другими пассажирами из автобуса, по окна забрызганного грязью, и стоял, оглядываясь. Утро было серенькое, но без дождика. Площадь в какой-то степени изменилась: ее вымостили, разрослись деревья и кусты в центральном сквере, по краям площади возвышалось несколько новых зданий. Но в общем все оставалось близким и живо напоминало Василию Порфирьевичу его молодость.
Он некоторое время переминался с ноги на ногу, восстанавливая кровообращение, потом вдруг пришло в голову, что ни родных, ни близких у него здесь не осталось и ему надо идти устраиваться в гостиницу. И хотя в этом не было ничего непривычного или удивительного, Василию Порфирьевичу сделалось почему-то досадно.
В гостинице его встретила чрезмерно, до надоедливости предусмотрительная молоденькая администраторша и отвела ему вполне приличную одиночную комнату. Василий Порфирьевич умылся, сунул чемодан под койку, посидел немного, отдыхая после тряской дороги, а затем надел пальто и отправился по городу.
Путешествие его с самого начала как-то не приобрело определенной направленности. Он просто блуждал по улочкам, изредка останавливаясь возле старых домов, заходил в магазины, стоял перед газетными витринами, присаживался на скамейки в сквериках.
К обеду он обошел почти весь Нижнераменск, кроме окраин. Обедал в единственной столовой городка. Официантки, опытно выделявшие приезжих из толпы «своих», были подчеркнуто вежливы. А обычные посетители, также досконально знавшие «своих», поглядывали на видную фигуру Василия Порфирьевич а с откровенным любопытством.
А после обеда Василию Порфирьевичу и идти-то оказалось вроде бы некуда. Он дошел до кинотеатра, взял билет на вечерний сеанс, даже не поинтересовавшись, какой фильм будет демонстрироваться. А потом снова принялся бродить по улочкам.
Правда, на дома он сейчас смотрел меньше, а все вглядывался в лица встречных. Но встречалась ему больше молодежь, пожилые же были незнакомы. Может быть, конечно, Василий Порфирьевич кого-то и не узнавал. Да он с грустью думал и о себе, что вряд ли в нем — поседевшем, лысеющем, располневшем — кто-нибудь сумеет узнать бойкого комсомольца или тем более босоногого мальчишку Ваську Костомолова.
Не встретив ни одного знакомого лица и порядком натрудив ноги, Василий Порфирьевич сел в центральном сквере на скамью со спинкой и задумался. День клонился к вечеру, тучи темнели, но, на счастье, дождика все не было. Василий Порфирьевич сидел, думал и вдруг отчетливо осознал, что делать ему, пожалуй, здесь больше нечего и завтра, видимо, надо уезжать.
Вздохнув, он поднялся, пошел к выходу из сквера и, отворяя калитку, встретился с высоким и тощим человеком примерно такого же возраста, как он.