— В Снегов, — коротко ответил молодой парень в кирзовых сапогах, стареньких галифе и ватнике-фуфайке. Лицо у парня было изуродовано косым шрамом, стягивавшим разорванную верхнюю губу и тянувшимся через щеку к левому уху. Но серые глаза смотрели ясно и улыбчиво.

— Нельзя ли с вами уехать? — спросила она, обращаясь теперь непосредственно к парню со шрамом.

— Отчего же нельзя? — размеренно ответил он, глубоко затягиваясь папиросой. — Можно. Сейчас и поедем.

— Только дело в том, — смущенно пояснила девушка, — что у меня нет денег. Но, — заторопилась она, — там я вам сразу же отдам. Возьму в техникуме и отдам. Знаете техникум? Я туда еду работать.

Ей было невыносимо стыдно ждать ответа. Растерянная и покрасневшая, стояла она перед шоферами, невозмутимо продолжавшими курить. Тонкая, в зеленом легком платье и шерстяной вязаной кофточке, она казалась школьницей, ожидающей решения строгих педагогов.

— Нет, — сказал парень со шрамом, — так дело не пойдет.

У Сашеньки похолодели руки.

— Так дело не пойдет, — повторил парень. — Техникум в конце города, а нам надо быстрей разгружаться и ехать обратно в ночь. Да к тому же приедем под вечер, бухгалтерия будет закрыта, денег вы не получите. А мы лучше сделаем так: вы пошлете по почте. Вот и хорошо будет.

— Спасибо, — дрожащим голосом начала Сашенька, но все трое, не слушая ее, встали, словно по команде, затоптали окурки и пошли к машинам.

— Так вы, значит, здесь первый раз? — спросил парень со шрамом, которого другие шоферы называли Семеном. — Никогда и не бывали?

Он приподнял брезент и сунул под него чемодан.

— В первый, — вздохнула Сашенька.

— А мне показалось, что вы здоровались с девушкой, которая сейчас вот с Федькой уехала.

— Здоровалась, — сказала Сашенька. — Мы с этой девушкой вместе институт кончили.

И, уже садясь в кабину, может быть, оттого, что с ней так просто и хорошо обошелся этот незнакомый человек, с неожиданной для самой себя откровенностью она объяснила:

— Но мы в таких отношениях, что денег у нее занимать я не хочу.

Одна за другой машины выкатились с площади. Грузовик, на котором ехала Сашенька, шел последним.

Осенняя дорога сразу же дала себя знать. Машину кидало во все стороны; скрипели, дрожали борта, взвывали буксовавшие колеса, захлебывался мотор. Грузовик то оседал всей тяжестью в яму, наполненную жидкой грязью, то выскакивал на ровный участок дороги, догоняя машины, ушедшие далеко вперед и уже снова буксовавшие в очередной яме.

Сашенька сваливалась в сторону шофера, испуганно сторонясь черной шишечки рычага переключателя скоростей, ударялась о дверцу, подпрыгивала чуть не до крыши кабины, кланялась лобовому стеклу. Качка была надоедливой, выматывала душу.

— Это что, вся дорога такой будет? — испуганно спросила Сашенька.

— Да нет, — успокоил Семен, — еще два-три километра так, а потом хорошая. А вот за хорошей опять грязь, в Ряхомском волоке. Там одна гора есть — Рябцовская, вот на ней можем посидеть. А как Рябцовскую проедем, тогда — красота: катись, как по маслу, до самого Снегова.

— А если не проедем, засядем, как вы говорите?

— Не засядем, — уверенно сказал Семен. — Одна машина проскочит и другие вытащит. А не проскочит, назад стащим, опять пробовать будем. Всю гору перевернем, а проедем. Специально по трое и ездим.

— По трое? — переспросила Сашенька. — А как же тот, первый, один поехал?

— Федька-то? — резко поворачивая баранку на крутом повороте, почему-то улыбнулся, а потом сразу нахмурился Семен. — Это уж его дело, как говорится, хозяйское.

Начался песчаный участок дороги. Здесь не трясло. Сашенька откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.

Будто наяву увидела она маленькую комнатку общежития. Три койки, и на них — Майя, Нонна и она, Сашенька. Майя приехала вместе с Нонной с юга. Они считались подругами. Сашенька была одна.

Но как-то раз случилось, что Нонне не прислали вовремя денег, а стипендия была истрачена. Не зная законов студенческих общежитий, первокурсница Нонна из-за ложной гордости не хотела просить взаймы. Она лежала на койке и молчала, не пошла в столовую на завтрак, пропустила обед.

— Нонночка, пойдем ужинать, — заботливо предложила Сашенька, подойдя к подруге.

— Мне нездоровится, — сказала Нонна, и Сашенька поверила ей.

Но на другое утро, когда Нонна снова не пошла в столовую, Сашенька поняла все. Поняла и поразилась.

Майя отлично знала положение своей подруги, но не предложила ни рубля, а купила в этот день новые босоножки.

Сашенька понеслась в магазин, накупила всякой всячины, мигом приготовила хороший обед и, ругаясь, силком потащила Нонну есть. Сев за стол, Нонна не выдержала и расплакалась. Вместе с ней за компанию расплакалась и Сашенька. Так, обнявшись, сидели и плакали над студенческим супом эти две первокурсницы, две худенькие девчонки, вступившие на трудную дорогу самостоятельной жизни.