Шрифт:
Глава 41
– Тюльпан-1, ответьте Тюльпану-3, – проговорил в рацию Евсеев.
– Тольпан-1 на связи! – прохрипела рация.
– Любаня, это Евсеев. Мы тут Варвару ждем у банка на Третьяковской. У них электрики должны сегодня работать на ограждении забора?
– Не знаю, может, и должны. А что?
– Да аварийка у них какая-то странная, я что-то такой не припомню.
– Подожди, я сейчас перезвоню в банк Баранову.
– Ага, – кивнул Евсеев.
Баранов тоже был вохровцем, только дежурил он пожизненно в этом самом банке. Пока Любаня звонила, Евсеев держал микрофон в руке на колене и думал, какая все-таки гадость эта «Нерчинская № 3». Пантюхин думал о своем – о Нюрке Сорокиной. Именно поэтому крик Любани, донесшийся из рации, застал их врасплох, и оба невольно вздрогнули.
– Тюльпан-3, Тюльпан-3, немедленно ответьте!
– Слушаю! – быстро произнес в микрофон Евсеев.
– Никаких работ на ограждении банка никто не проводит! Что наблюдаете?
– Монтера какого-то… Ходит туда-сюда.
– До выяснения проведите его задержание! Баранов сейчас посмотрит во дворе. Как поняли?
– Вас понял! – выдохнул Евсеев.
Какое-то время они с Пантюхиным смотрели на угол банка. Работяга в спецовке как ни в чем не бывало возился возле стремянки.
– Подъезжать? – спросил Пантюхин.
– Подожди! – оглянулся Евсеев. – Давай оденемся, мало ли что?
Косясь на угол банка, он выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу. Каски у них пожизненно лежали под задним стеклом. По случаю же дневного дежурства – тоже сзади, только на сиденье в углу валялись и бронежилеты.
– Держи! – быстро сказал Евсеев, нагибаясь в салон и передавая Пантюхину «броник».
– Ага, – повернулся сержант и вдруг растерянно проговорил: – А куда это он?
– Что?! – оглянулся Евсеев и больно стукнулся головой.
Рабочий в спецовке как раз забрался на стремянку и перелез через забор. Все это он проделал неторопливо, даже с какой-то ленцой, так что у старшины вдруг закралось сомнение:
– Может, чего внутри делают? Похоже, и вправду монтеры, а?
– Может, – пожал плечами Пантюхин.
– Ладно, одевай «броник» быстрее! Сейчас подъедем, посмотрим…
Глава 42
Держась поблизости от забора, Володька незаметно наблюдал за «семеркой» и старался не пропустить ни единого звука, доносящегося из двора. Во дворе все было спокойно. Это означало, что у Воробья все пока складывается по плану.
– Давай, Андрюха. Не подкача… – облизнув пересохшие губы, прошептал Усач и вдруг осекся.
Воробей не подкачал, во дворе по-прежнему было тихо, зато пассажирская дверца «семерки» вдруг отворилась, и щуплый вохровец, косясь на угол банка, полез назад. Выглядел он при этом настолько глупо, что Усач сразу обо всем догадался.
– Елки-моталки! – выдохнул он, подаваясь к стремянке.
Все повисло буквально на волоске. Теперь все решали секунды. Взобравшись наверх, Усач незаметно оглянулся. Поначалу он собирался толкнуть стремянку ногой, но вдруг передумал.
Вохровцы, напяливая бронежилеты, наблюдали за ним от «семерки», но почему-то особо не спешили. Ощущение было такое, что они и сами до конца не уверены, что Володька – преступник, которого нужно задерживать.
Чтобы они подольше оставались в неведении, Усач перелез через забор нарочито медленно и стремянку отталкивать не стал. Он надеялся, что выиграет этим несколько драгоценных секунд, и так оно и случилось.
Нырнув за забор, Усач замер и прислушался. Ни криков, ни топота от пятиэтажки не доносилось.
– Лохи! – выдохнул Володька.
Подавшись вправо, он осторожно выглянул во двор. Воробей сидел перед радиаторной решеткой и поджидал водителя. Тот что-то сказал инкассатору за микроавтобусом и развернулся, чтобы двинуться к кабине.
Усач быстро подался назад и замер. Топота и криков из-за забора по-прежнему не было слышно. Вместо этого от пятиэтажки донесся рокот заведенного двигателя.
Вохровцы явно решили подкатить к банку на машине. Это было на руку Володьке, он быстро обвязал лицо тряпкой и метнулся в обход гаража сзади.
Время у них с Воробьем еще было – всего несколько секунд, но Володька надеялся, что этих секунд хватит на то, чтобы он уже завтра опробовал свой «Фольксваген-Гольф»…
Глава 43
Повернувшись, Андрей увидел, что из-за угла гаража выглядывает Володька и отчаянно тыкает большим пальцем левой руки себе за спину. Жест был достаточно красноречивым сам по себе, но еще красноречивее было другое – нижняя часть Володькиного лица была замотана какой-то тряпкой, в правой руке Усач сжимал огромный пистолет.