В отличие от большинства делегатов, Рутенберг в ходе подготовки к покушению на царя постарался разузнать как можно больше о его привычках. Он знал, что чаепитие для Николая — почти что священнодействие, на которое кроме членов семьи обычно допускались пять-шесть избранных особо близких к нему людей. Но потенциальный цареубийца не был в курсе того, какого красноречия и скольких испорченных нервов стоило Вадиму и Ольге убедить самодержца принять именно такой формат предстоящего мероприятия.

— Ну, не за водкой же с селедкой обсуждать судьбы России, мы с вами не в трактире на Нарвской стороне [10] , — пристально глядя в глаза Рутенбергу, произнес давешний морской доктор, в котором тот узнал широко известного с недавних пор Банщикова, — прошу сдавших верхнюю одежду в гардероб по одному пройти в арку. Вон в ту, со Святой Софией на верху.

— А это что за икона замечательная такая, что-то я ее не припоминаю? И канон странный, — заинтересовался установленной над аркой иконой Гапон, который кроме политического авантюриста и нештатного полицейского осведомителя был еще и штатным батюшкой.

— Образ этот, господа, нам намедни из Первопрестольной привезли. Икона древняя, но новообретенная — недавно нашли в замурованной тайной келье в Троице-Сергиевой Лавре. В Синоде говорят, что это особая икона-охранительница, по преданию она-то Лавру от поляков и спасла, и, даст Бог, поможет теперь от всей России-матушки отвести беду, — на помощь Вадику, совершенно не владеющему вопросами иконографии, пришла его ненаглядная Оленька, появление которой в белом воздушном платье сразу отвлекло внимание от странной арки: не каждый день простой рабочий видит сестру Императора, — А времена нынче настали суровые, никакими предосторожностями пренебрегать нельзя.

В отличие от безбожника в прошлом (или в будущем, что, вообще-то, логичнее), да и в настоящем еще не вполне пришедшего к вере Вадика, Ольга Александровна в Бога верила. Хоть и без лишней истовости, но глубоко и всерьез, и в ее устах слова об иконе прозвучали совершенно естественно. Когда она предложила установить на арке древний чудотворный образ, Вадик поначалу было взбеленился. Но аргументация умной женщины, умеющей находить нужные слова и тон в общении со своим мужчиной, в итоге возобладала.

— Кстати о временах… Господа, попрошу внимания! Небольшое объявление. Всякий, кто попытается пронести любое оружие на встречу с Его Величеством, будет убит на месте, — вернул себе контроль над ситуацией и внимание отвлеченных явлением «ангела господня» депутатов, Вадик, — уж не обессудьте, но у нас в разгаре война-с, и японские агенты-шпионы могут воспользоваться моментом для обезглавливания державы.

Так что если кто, по глупости, что из оружия притащил, — сдайте в гардероб. Потом вам все вернут в лучшем виде. Заодно и все металлическое тяжелее нательного креста — тоже туда же, а то у нас на «Варяге» был случай — два матроса повздорили, и один в другого кружкой запустил, железной… Ну, казалось бы, делов-то? Так не удалось мне откачать потом беднягу, в висок попало… Одному морские похороны, другому трибунал и штрафные роты. Поэтому крупные металлические предметы в присутствии Его Величества тоже не допускаются, прошу извинить, господа. Сдайте это добро, после аудиенции заберете…

Ну, с Богом, перекрестясь, кто православный, и по одному через арку марш-марш. У нашего Государя Императора Николая Александровича довольно дел, давайте не будем его задерживать сверх необходимого. Пока вы раздеваетесь и формальности проходите, Государь как раз текст вашего Адреса дочитает, чтобы потом времени на это уже не терять…

Медленно, по одному, проходя под аркой, депутаты направлялись в соседнюю залу. При проходе пятого выборного вдруг раздался резкий и противный зуммер, а оклад и нимб старой иконы полыхнули отраженным от сусального золота светом. Только теперь доктор обратил внимание, что его суженная установила икону прямо за лампой, которая загоралась, если металлоискатель что-то чуял…

За полтора месяца до этого, на вокзале прибывшего с Дальнего Востока Лейкова Вадим встречал лично, приехав в своем новом экипаже. Первый вопрос, заданный им варяжскому экс-стармеху прямо у ступенек вагона, был для того вполне ожидаем:

— Так что, все-таки, случилось с папой? Почему сюда переместились именно Вы, а не он? — но при этом доктор Банщиков впился в глаза вновьприбывшего совершенно незнакомым, холодным и настороженным взглядом. Таким, что Лейкову-Фридлендеру стало немного не по себе. Он решительно не узнавал в стоящем перед ним подтянутом, энергичном человеке прежнего добродушного увальня студента, которого знал почти с пеленок.

— Видишь ли… Вадик… — Лейков настороженно оглянулся по сторонам, — Ты помнишь, конечно же, что мы с твоим отцом никогда не совпадали в деталях теории процесса переноса матрицы сознания. Если я, как там, так и здесь, до сих пор считаю, что мы своими действиями создали новый мир, полностью независимый от нашего, то он в этом до конца не уверен…

Короче, его нынешняя теория такова: по исчерпанию солярки в генераторе, питающем защитное поле, дача должна «выпасть» в реальность. Либо в исходную — то есть в точку отбытия, либо в получившуюся — то есть к нам, сюда. Я же считаю, что единственный путь коммуникации для нас — это перенос сознания, причем обратный требует разрешения здесь ряда проблем, вскрывшихся по ходу наших первых натурных экспериментов. В результате обсуждения сложившейся ситуации, каждый из нас решил действовать исходя из своих теоретических выкладок…